Театральная компания
«Iaquinandi S.l.» (Мадрид)
Копродукция с театром Види-Лозанна и Театрос дель Канал (Мадрид)
Фестиваль NET

 

Спектакль  испанского режиссера  Анхелики Лидделл «Ребро на столе: Мать»  полон страсти, испанских напевов, ритмически выстроен по их законам:  почти яростное, резкое, полное любви и тоски обращение к небу и миру и мгновенный переход к тончайшей лирической, почти томной, печали, разливающейся вокруг, и снова  – взлет чувства и падение в нежнейшую грусть.

На сцене, закутанные в белые покрывала, недвижно сидят фигуры, напоминающие Пьету Микеланджело и всех скорбящих матерей мира.  Они же изображают надгробия на кладбище, куда на могилу матери приходит  попрощаться дочь –  ее Анхелика Лидделл играет сама.  Начинается погребальная песнь –  страстное и требовательное обращение вверх, в непроницаемую темноту небес. В ней – страдания и ненависть, которыми были полны отношения с матерью,  боль и обида,  выбрасываемые толчками из охрипшего горла. Неподвижные фигуры бесстрастны. Могила тоже не дает ответа, темп воспоминаний нарастает, постепенно, личный  монолог  расширяется до мирового обобщения. Частный случай взаимоотношений матери и дочери становится общим случаем всех женщин мира. От проблемы одной женщины, актриса поднимается к  вопросам онтологическим, к первоструктуре Бытия.   Женщина, родившая ребенка,  воплощает в себе великую тайну жизни и становится праматерью Евой,    матерью Каина, но без нее не случилось бы и Спасителя и праматерью Лилит, породившей первых демонов, которым суждено всегда быть где-то рядом с человеком.

Личная история становится общей, а нарастающая агрессия превращает  индивидуальное горе в общий вопль. С треском срываются все табу.  Ненавидеть родителей нельзя (с отцами сложнее, шкала отношения к ним колеблется), но уж  ненависть и обида по отношению к матери  – одна из самых закрытых тем, источник невроза. Нельзя говорить о муках долгого умирания  близких – со всей физиологической неприглядностью процесса, нельзя говорить  о теле, которое не может  или не хочет породить новую жизнь, нельзя публично признаваться в том, что у тебя вообще есть тело. Иногда его могут изнасиловать и измучить. Но об этом тоже нельзя говорить вслух. И вообще о том, что ты можешь чувствовать что-то необщепринятое, лучше не упоминать.  Спектакль начинает напоминать сеанс групповой  психотерапии,   где очень важно, чтобы нашелся кто-то смелый и начал выговаривать свою боль первым  и вслух.

После взрыва следует разлив мелодии – из ненависти рождается  понимание, принятие себя как части неумолимого и неизменного мирового порядка.  В него были и будут включены все женщины.   Хрупкая фигурка исполнительницы – единственная граница между миром живых и безграничным пространством изначального Хаоса – царства хтонических сил и Великой Матери.   Она станет проводником в кипящую тьму начала мира, его чрева, из которого вышли все творения.

Остальная часть спектакля будет пластически-музыкальной иллюстрацией слов, где в  одном ряду смешаются и испанские песни,  яркие национальные костюмы, белые покрывала,  напоминающие Египет и Иудею, черные одеяния траура и скорби и крест. К нему веревками накрепко примотают саму Анхелику.   Густота символического потока захлестывает, отвлекая внимание от пульсирующей бездны, открывающейся в этот момент.

Всю силу архетипически женского актриса обрушивает на современное общество, ломая, сминая и сметая искусственные конструкции первобытной силой природы.

Мужское насилие как основа  господствующей культуры смывается волной крика о страдании женщины, о боли тела и истерзанности души. Упорядоченность и стремление объяснить мир разбиваются о хтонических существ, плящущих среди надгробий. В мире героини Лидделл нет примет времени и места – это универсальная  праистория, мир до его словесного выражения, здесь нет добра и зла как отдельных категорий,  а их последующее противопоставление только угадывается.

Именно женщина является столпом и основой  мира. Именно она порождает его, она приводит  Спасителя, когда мир рискует погибнуть. Она всегда принимает невидимую крестную муку за своего и  общего Сына.  Белые фигуры оживают, фигурка Анхелики  теряется среди них, становится неотличимой от множества, едина и равна им. Пространство сцены становится тронным залом  Великой Матери – рождающей, хранящей и хоронящей в себе всех нас.

 

Фото предоставлены пресс-службой фестиваля NET

автор фото LUCA DEL PIA

 

Все права защищены. Копирование запрещено.