Закончился первый тур Grand Piano Competition

 

Конечно, «туром» это может быть названо лишь условно, поскольку отсутствует основная смысловая составляющая традиционного конкурсного тура — отсев. Как выразился на открытии Денис Мацуев, «у нас никто никуда не слетает», и все, кто играл соло, выступят и с оркестром, и все будут тем или иным образом вознаграждены. Выясняется, что помимо психологического комфорта для участников, это доставляет отраду также и слушательскому сердцу: приятно осознавать, что никто не будет отвергнут, и ты охотно соглашаешься не думать, что конкурсом тогда это тоже может быть названо лишь условно.

Как бы ни называть, а событие — настоящий праздник, россыпь талантов, фестиваль замечательной игры. Удивительно, что при столь юном возрасте участников можно получить настоящие, качественные художественные впечатления. Непосредственная, «прямая» юная музыкальность обладает особой, чистой энергетикой, которая порой действует на слушательский слух и дух с неожиданной силой. Не побоюсь сказать, что имели место такие исполнения, которые запоминаются на годы.

Иван Чепкин

Для меня прежде всего это Иван Чепкин с «Анданте спианато и Большим блестящим полонезом» Шопена и Лукас Шиш с «Июнем» Чайковского. Иван в Полонезе предстал настоящим мастером фразировки — редко, очень редко приходится слышать такую гибкость, такую живость и такую естественность, когда музыка изливается будто сама по себе. В целом в Полонезе это была та игра «поверх нот» — не в клавишном смысле, а в художественном — которой так жаждешь быть свидетелем и слушателем. Да и не только в Полонезе, и в Анданте тоже, где Иван самозабвенно купался в лучезарном соль мажоре. Сильные художественные впечатления, впрочем, можно было предположить ещё по его сонате Скарлатти фа минор, в начале программы, — сонате, тонко балансирующей на грани между выразительностью и самим процессом течения музыки, когда каждая нота возникает в единственно верный момент времени.

Лукас Шиш

Лукас Шиш поразил звучанием инструмента. Невероятно видеть такую звукотворческую индивидуальность в возрасте всего лишь двенадцати лет. Ноты у него не берутся, а как будто вспыхивают, причем разным светом и цветом, и особенно чарующе, когда они матово-серебристые — как в «Июне» Чайковского, незабываемом по пейзажной красоте, легкой печали и естественному дыханию.

Чарли Шишюн Ву

Где-то рядом по силе впечатления находится Чарли Шишюн Ву с Сарабандой из Французской сюиты №5 Баха и Рондо Каприччиозо Мендельсона. Опять же, невозможно поверить в возраст пианиста (11 лет) — слыша практически соколовскую погруженность в голосоведение в Бахе, с ласковым светом, льющимся на любой поворот, в любом голосе, и видя вдохновенную волшебную картину в Рондо Каприччиозо Мендельсона — музыке, так напоминающей «Сон в летнюю ночь».

Лев Бакиров

Невозможно ограничиться упоминанием только этих имен: в выступлении каждого пианиста был «спот», ядро, яркий центр, а иногда и не один. «Думка» Чайковского у Льва Бакирова, продуманностью и выслушанностью будто задавшая тон всему происходящему (это было произведение, с которого начались прослушивания), органичная и убедительная соната Бетховена №17 (1 часть) у Владимира Карякина, своеобразное исследование трепета в 1 части сонаты Бетховена №3 у Владимира Рублева — когда шестнадцатые в теме лишены отчетливости автоматной очереди, а предстают мордентами, как бы набирающими силу и наконец оформляющимися в длинную трель на доминанте перед репризой; Сонатина Равеля у Цзичин Лин, покорившая свежестью, да и сама индивидуальность юной пианистки, совершенно органичная, не выглядящая искусственно подогнанной под взрослую игру: слегка наивный Бах с метричными шестнадцатыми в Прелюдии (ре минор из 1 тома ХТК), с подчеркнуто грустными вилочками-вздохами и страдательными хроматизмами в теме фуги — и тут же блестящий этюд Шопена фа мажор, сыгранный на совершенно взрослом уровне и звучащий так же естественно, как и только что Бах, разве что с небольшими остатками той самой метричности; артистичные, даже блестящие прелюдии Шостаковича у Варвары Зарудневой; феерический «Исламей» Балакирева у Йи Аана; Третья соната Прокофьева у Фалеса Юн Хей Чан, полная красок, фантазии и дивных звуковых находок; Анданте и Вариации Гайдна у Елисея Мысина, горячие от внутренней горячности пианиста, и вообще весь Елисей — как ртутный шарик, реактивный, на прямой связи с нотной стихией; страшное «Наваждение» Прокофьева у Айторе Азаматуллы, при изящном, даже изысканном, с мягкой пульсацией Скарлатти (соната до мажор); красивейшее пение на рояле у Захара Внутских в пьесах Шуберта-Листа и живая картина в «Лесном царе», когда ждешь любимых мест в истории и все они на месте; «Мефисто-Вальс» Листа у Цзы Юй Шао, наведший на мысль о мацуевском пианизме, когда не возникает даже мысли, что что-то может не получиться, и это в 14 лет (это настоящий виртуозный гладиатор, с гладиаторской отвагой, и при этом не чуждый и скрябинской полетности, организовавший впечатляющую кульминацию «к звездам» в 5 сонате); кинематографичная «Ночь на Лысой горе» у Кирилла Рогового.

Первый тур состоялся. По ощущению — конкурс самый сильный и яркий из всех четырех. С нетерпением ждем следующего тура, с концертами с оркестром.

 

Фото с сайта matsuevcompetition.com/ru