Подобно древнегреческим богиням Афине и Афродите, два города – Казань и Уфа — могут поспорить, приписывая себе рождение балетмейстера. Яблоком раздора, независимо от себя и при всем своем миролюбии, послужит блистательный Олег Габышев. В столице Татарстана он поставил в ноябре замечательный двухактный балет «Личности Миллигана», в столице Башкирии в декабре – удивительную трехактную балетную фантазию «Рахманинов. Симфония длиною в жизнь».

Еще Стефан Цвейг заметил: «В мире нет радости более чистой, чем познавать человеческое». Олег дает эту радость своим талантом, своей трепетной жизнью в замечательном искусстве. Какими бы высокими эпитетами не награждали этого уникального человека, художника, творца, их все равно было бы недостаточно, чтобы обрисовать его потрясающе разностороннюю и глубокую личность. Сегодня к превосходным оценкам откровений танцовщика прибавляются новые профессиональные характеристики. В данном случае, балет о жизни и творчестве великого русского композитора открывает нам Габышева — тонкого режиссера, великолепного балетмейстера-стилиста, одухотворенного поэта. Он и знаток законов сцены, что позволило привести первоначальное литературное либретто Ивана Складчикова к требованиям балетной сценарной драматургии, и автор музыкальной композиции будущего спектакля, в которой использованы фортепианные, вокальные и симфонические произведения Рахманинова, Чайковского и Мусоргского, а также этюды Карла Черни, свидетельствующие о широкой музыкальной эрудиции и отменном вкусе Габышева.

Рахманинов — Олег Габышев

Но, давайте все по порядку. Главный художник Башкирского театра оперы и балета Иван Складчиков для воплощения своего сценария предложил кандидатуру Олега Габышева. Убеждать в этом главного балетмейстера Леонору Куватову не было никакой необходимости. Имя известно и пользуется всеобщей любовью, что только подтвердило, даже усилило, предстоящее сотрудничество. Леонора Сафыевна идею с энтузиазмом поддержала. Счастливый результат: репертуар театра обогатился эксклюзивным спектаклем, ставшим значительным культурным событием театрального мира России.

Рассаживаясь в партере, заинтригованная публика с интересом рассматривает большой концертный рояль с убранной крышкой, примостившийся между самой кромкой оркестровой ямы и зрительскими креслами. Совсем скоро место у инструмента займет Марат Губайдуллин и зазвучит Прелюдия cis-moll, op. 3. Занавес раздвинется и от другого рояля, что на сцене, отделится фигура человека в белой сорочке и темных брюках. Его экспрессивный танец станет эпиграфом к последующему действу. Пластика передаст сомнения, страдания, порывы вдохновения творца – выдающегося русского композитора и пианиста. Движения рук с широко раскрытыми ладонями мощно опустятся на воображаемую клавиатуру, а тело танцовщика запульсирует в унисон с затухающими аккордами.

В спектакле два драматургических пласта. Один – условные поэтические обобщения, другой – более реальный, рефлексирующий биографическими фактами, которые представлены без дотошной конкретизации. Прочерчены дружба Рахманинова с Шаляпиным, провал первой симфонии, успех партитуры оперы «Алеко», болезнь, влюбленность, эмиграция…

Сцена из балета

От образной условности – к мизансцене с «реальным» ребенком. Вероятно, можно сказать, что «композитор вспоминает детство», или образы взрослого и малолетнего вступают в «двуединство», осуществляя удачный прием смещения «линейности» временной оси. Колокольчик в руках мальчугана вторит переливам церковных колоколов, сливается с ними (Рахманинов «Колокола» соч. 35.1). Звонкий паренек в кругу своих сверстников, почти не отличим от крестьянской детворы. В их танце-игре явственно узнаются фольклорные мотивы. Но потехе – час: матушка приводит Сережу к учителю музыки. Профессиональный отбор пройден: есть все данные для занятий фортепиано.

У балетмейстера-постановщика сложная задача – показать учебный пианистический процесс через танец. Габышев сочиняет (тут-то и пригодились этюды Черни Op. 849 — № 24, Op.740. №№ 43,44,50) не просто упражнения exercise, а замечательный класс-концерт, интересный для зрителей. Придуманные им комбинации проявляют абсолютное знание балетмейстером академических канонов и умение преломить академизм в сверкающих формах телесных ракурсов и изобретательных танцевальных узорах.

Рахманинов — Олег Габышев, Зверев — Aйдар Валеев

Теперь у Габышева появилась свобода легко модулировать «тональность», скрещивая реалии и метафоры — дополнять красками портрет главного героя, рисовать бунтаря, душу компании соучеников, раскрывать его душевные переживания и двигать биографический сюжет. Рахманинов в священном царстве искусства обрисован неуловимо призрачными оттенками классических дуэтов Ланы (Софья Саитова и Разиля Мурзакова) с Партнером Ланы (Ильнур Зубаиров и Расиль Сагитов). Зато как полнокровно нарисована народная сцена! Крестьяне потчуют господ чаем, а потом в виде развлечения исполняют танец. Однако и здесь Габышев наполняет действие особым смыслом, раскрывая через пластику горькую долю простого люда. Для характерного танца выбрана русская народная песня в обработке Рахманинова «Белиницы, румянцы вы мои», которую балетмейстер превратил в мини-спектакль с ревнивым мужем и забитой женщиной. Пластика необычна. При фольклорных «припаданиях», «каблучках» и земных поклонах, уже от «современных» направлений танца — выразительная игра корпуса и рук, «подпрыжки» (солисты Адель Филиппова и Ильнур Зубаиров, Анна Церцвадзе и Артём Доброхвалов).

В постановке фрагмента оперы «Алеко» Габышев превзошел самого себя. С каким темпераментом, как чудесно и осмысленно лилась его пластическая речь, как пламенно и страстно отдался он своему вдохновению, искусно и непринужденно воплотив драматургически цельную жанровую сцену, в которой соединил духовное и человечное (солисты Софья Саитова, Артём Доброхвалов и Динар Шакиров).

Когда-то Чайковский за дипломную партитуру «Алеко» поставил Рахманинову «5», окружив ее плюсами. Сегодня столь же высокой оценки за один этот фрагмент заслужил и Олег Габышев.

Слева направо: Артём Доброхвалов, Разиля Мурзакова, Динар Шакиров

Мы становимся свидетелями триумфов и падений композитора, его фобий. Потрясающее впечатление производит персонификация этого душевного расстройства. Откуда-то из непроглядной тьмы, из-под рояля выползают три агрессивные черные фигуры (в премьерных спектаклях заняты Ильдус Бикметов, Артём Доброхвалов, Алмас Мамбетов, Данила Алексеев). Они подавляют композитора, лишают его воли, подкидывают и катают по полу, презрительно топчут и переступают. Бесценные руки музыканта теперь судорожно трепещут и повисают безжизненными плетьми (Соната для виолончели g-moll, op.19). Таинственной индивидуальной пластикой наделил Габышев мага-гипнотезера Даля (Гафур Валеев), взявшегося за лечение депрессивного пациента. Острые магические пассы вновь пробуждают в Рахманинове мечты и вдохновенное желание творить.

Сцена из балета. Фобии — Данила Алексеев, Артём Доброхвалов, Алмас Мамбетов

Габышев умело переключает эмоции сцен. Просветленный лирический дуэт с Натальей (романс «В молчании ночи тайной» Op.4 в транскрипции для виолончели и фортепиано) сменяет гнетущая сцена. В ней отзвуки социальных катаклизмов, настигших Россию. Обмякшие тела изнасилованных девушек повисли на плечах насильников. Бунтарские женщины в красных косынках – снова представители простого народа, теперь трагически преображенного. Уже нет того доброго и отзывчивого, что мирно поил чаем Рахманинова и друзей. Теперь это тупая бездушная масса пролетариев, печатающая железный маршеобразный шаг, агрессивно сметающая все на своем пути. Пустота! Какая-то экзистенциальная пустота и беспросветность! Лишь вой ветра, да беспомощно-хаотичный звон бубенцов оглашает помертвевшую ледяную степь. Обезумев от увиденного, мечется Рахманинов в этом гибельном водовороте тел – предвестием отъезда с родины. Но и в благополучии эмиграции мысли о России его не оставляют. Думать о ней страшно: всплывают образы лишенной листвы деревьев, а на них повешенные, распятые – жертвы кровавой гражданской распри.

Сцена из балета

Как и каждое мгновение этого спектакля, эта картина впечатляет неистощимой творческой выразительностью, рождающей различные ассоциации. Заключительная сцена насыщена смыслом и покоряет тонкой одухотворенностью. Словно в такт музыке Adagio sostenuto второго концерта Рахманинова c-moll op.18 романтично колышутся белые вуали, истаивают поэтичные образы мечты, мы возвращаемся к началу, снова видя мальчика, ведомого матерью. Рахманинов один. Его монолог, как подведение итогов жизни. Рука ласково проводит по роялю и закрывает крышку. Прощальный поклон великого музыканта… Пронзительный финал, вызывающий бесценную тишину катарсиса, через секунду взрываемую аплодисментами зрителей.

В спектакле много действующих лиц: Дочери Рахманинова – Ирина (Алиса Алексеева, Елена Хамадалина) и Татьяна (Юлия Бутлевич), Волконский, муж Ирины (Руслан Абулханов), Художник Сомов (Алексей Титов). Наталью, жену Рахманинова, исполняли Валерия Исаева и Ирина Сапожникова. Музой композитора – Ланой Даль — поочередно оказывались Софья Саитова и Разиля  Мурзакова. Образ Федора Шаляпина создавали Айгиз Гизатуллин и Аскар Абдразаков, роль учителя Рахманинова — Николая Зверева, как влитая подошла Айдару Валееву, а роль александра Глазунова – досталась Яну Валееву. Доктора Даля сыграл Гафур Валеев.

Сцена из балета Наталья — Ирина Сапожникова, Рахманинов — Олег Габышев

Из-за травмы исполнителя Олегу Габышеву пришлось в одном из двух премьерных спектаклей самому исполнить титульную партию. Ну что тут говорить – это незабываемо. Однако и Сергей Бикбулатов в роли Рахманинова по-настоящему удивил умением воспринять особенность предложенной пластики и безупречно ее воспроизвести. Замечательная работа молодого танцовщика.

Сценограф Иван Складчиков придумал интересные декорации. Лейтмотивом стали лики православных святых, что отразило религиозность Рахманинова, автора церковной музыки (Всенощное бдение Op. 37 – Благослови душе моя, Господа). Причем, лики не ограничились лишь заполняющим пространство иконостасом. Они жили, наливались кровью, превращались в отсеченные головы жертв революции. Также «жили» и другие декорационные детали, например, деревянные планшеты, то поднимавшиеся над сценой, то опускавшиеся образами бревенчатых изб. Повторив линию портала, художник снабдил арьер-сцены раздвижным занавесом, позволяющим стремительно менять декорации от бытовых интерьеров до абстрактных холстов. А рахманиновский романс «Сирень» (Op. 21 № 5) натолкнул на создание панно с гроздями сирени и женской пачки-шопенки, апплицированной этими цветами.

Оправданным видится приглашение за пульт главного дирижера московского академического музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко Феликса Коробова. Маэстро объединил танцовщиков, вокалистов, пианиста в зрительном зале, хор на ярусах. Сочность гармонических красок, щедрость тембровой палитры и лирических эмоций оркестра под его палочкой буквально завораживали.

«Рахманинов» стал не просто очередным спектаклем. По закулисным разговорам здесь давно не было подобного. Но это само по себе прекрасное произведение такого уровня осмысленности и чистого вдохновения, который в наше время рождается, увы, не часто.

 

 

Фото предоставлены пресс-службой театра