Константин Емельянов – открытие XVI Конкурса Чайковского – дал сольный концерт в музее «Чайковский и Москва». В «неочевидной» и довольно необычной программе пианисту удалось редкое сейчас умение – без внешних эффектов достигать наибольшей глубины.

 

фото музея «Чайковский и Москва»

«Константин Емельянов – это такая тихая суперзвезда: в нем нет модной агрессивности, но оторваться от его игры невозможно». Так журналисты писали об обладателе третьей премии XVI конкурса имени Чайковского – пианисте, который действительно тихо, без излишнего пафоса и налета скандальности завоевал признание всего музыкального мира.

Список достижений молодого музыканта кажется – несколько состязаний в Италии, Китае, Украине (в том числе, конкурс памяти Горовица, фортепианный конкурс в Вероне, конкурс пианистов им. Жан-Батиста Виотти (I премия и Приз зрительских симпатий) ) и победа во III Всероссийском музыкальном конкурсе; но сразу после лауреатства в главном конкурсе страны Емельянов получил звание «Артиста Радио России» и Приз зрительских симпатий читателей журнала «Музыкальная жизнь». Для недавнего выпускника Московской консерватории, а ныне ассистента-стажера (класс Сергея Доренского и Николая Луганского) такой резкий взлет, наверное, довольно непривычен, однако Емельянов относится к своим успехам по-философски спокойно: «Есть внутреннее ощущение, что все происходит, как надо и в свое время».

Это спокойствие – пожалуй, главное, что ощущается в его игре. Для своеобразного творческого отчета в небольшом зале музея «Чайковский и Москва» пианист выбрал программу без «хитов», без громогласности и эпатажа. Вероятно, это свойство – без резких выпадов, без лишних слов размеренно и мудро доносить до слушателей свою мысль и быть понятым и признанным – роднит Емельянова с одним из его учителей, Николаем Луганским, который, кстати, как и его молодой ученик, явно предпочитает в своих программах романтизм другим эпохам.

Из классики, с которой по-прежнему «принято» начинать большинство сольных фортепианных концертов, Емельянов выбрал шесть сонат Скарлатти –  шесть миниатюр, в каждой из которых за видимой простотой скрывается будто целый мир. Точный клавесинный звук, тончайшие трели, бисерное туше – все это говорит об идеальном попадании пианиста в цель: наверное, из всей музыки той эпохи именно Скарлатти наиболее удачно подходит пианисту по темпераменту. А некоторую поспешность и нехватку строгости и размеренности стоит списать на возраст музыканта – такие произведения (особенно две медленные сонаты, прозвучавшие в середине и в конце цикла) обычно исполняют «гениальные старцы», не нуждающиеся во внешних эффектах.

«Вариации на тему Корелли» Рахманинова, прозвучавшие вслед за Скарлатти, оказались единственным произведением крупной формы во всем концерте – и то жанр вариаций предполагает все же единство миниатюр внутри большого целого. В исполнении Емельянова Вариации прозвучали скорее как еще один цикл – пианист явно более комфортно чувствует себя в различных «комплексах» миниатюр, (сюитах и циклах), чем в масштабных сочинениях.

Несмотря на то, что музыка Рахманинова – определенно «его», Емельянову, на мой взгляд, немного не хватает необходимой для этого опуса инфернальности и призрачности. Интерпретация звучит довольно свежо и необычно – пожалуй, ни с кем из пианистов нельзя сравнить такую трактовку Рахманинова, однако исполнению, все же, недостает контрастов. Один из самых поздних циклов композитора можно назвать своеобразной энциклопедией его творчества, объединяющей и лирику, и запредельный трагизм, и ностальгическую тему, и предчувствие надвигающегося ужаса – словом, контрастность здесь должна быть ощутимой практически на тактильном уровне.

Второе отделение получилось более цельным и ровным, чем первое – вероятно, эта часть программы была более «обкатанной», зрелой: четыре пьесы Чайковского и шесть прелюдий Дебюсси. В миниатюрах Чайковского явно прослушивались отголоски конкурса, ставшего для пианиста настоящим трамплином. Удивительно, но довольно ранние (Романс, ор. 5 и Ноктюрн, ор. 19) и очень поздние (Характерный танец и Элегическая песнь, ор. 72) пьесы композитора Емельянову удалось объединить в очень убедительный и гармоничный цикл – практически не была слышна почти тридцатилетняя разница между сочинениями.

Наконец, прелюдии Дебюсси, завершившие концерт, стали главной кульминацией вечера и лучшей из интерпретаций пианиста. Изысканное, изящное и причудливое исполнение импрессионистской музыки лишний раз выявило то, в чем Емельянов может показать свое мастерство лучше всего. Учитывая это, даже сложно поверить, что совсем недавно, сразу после конкурса Чайковского, он говорил в интервью о «новом для меня композиторе Дебюсси» и пояснял, что во время учебы в училище избегал его пьесы, больше предпочитая Равеля, но «сейчас почувствовал, что его мир мне близок – мечтаю доучить и записать как цикл все 24 прелюдии». Исполнении шести прелюдий из этого цикла – наверное, еще один шаг на пути к осуществлению этой идеи.

Музыке, которую Константин Емельянов выбрал для своего концерта, «к лицу» молодость пианиста и его особая энергетика, свойственная больше пианистам прошлых эпох. Он говорит, что рояль – его «проводник» на сцене, и действительно, вместе с инструментом они кажутся единым целым. Емельянов, пожалуй, один из самых «русских» молодых пианистов, покоривших в последнее время музыкальное сообщество, и особенно приятно осознавать, что это – лишь начало его пути.

 

 

Все права защищены. Копирование запрещено.