В финале главного фортепианного соревнования мира обошлось без пианисток. И это не единственная его странность.

 

В эти дни публика и заполночь толпится около Большого зала Московской консерватории

Расстаются друзья, остается в сердце… да, нежность, конечно, но и другие чувства тоже. Я не смогу дослушать конкурс Чайковского вживую, так сложилось, потому пишу эти записки как определенного рода итог. Итог соревнования, которое вначале несказанно обнадежило. Потом сильно умерило энтузиазм. А потом… Что будет «совсем потом», победят справедливость и искусство или какие-то другие вещи – мы узнаем в ночь на четверг.

Уточню, речь только о пианистах – за другими соревнованиями следить пороху не хватило. Да и ориентируюсь я в тех ремеслах поменьше. И главное мое наблюдение, уверен, нисколько не оригинально, т.е.во всех, с кем бы ни говорил, встретил согласие: вопреки расхожему мнению «век личностей кончился» – нет, не кончился, приходят в искусство яркие фигуры. Таково было впечатление от первых же конкурсных дней, когда один за другим выступили Константин Емельянов, Андрей Гугнин, Филипп Копачевский… Такой чистоты игры, во всех смыслах – от техники до стиля и зрелости, – как у Константина, не слышал давно. Такую яркую «Аврору», как у Андрея, запомню надолго.

Наблюдение второе – жюри под руководством Дениса Мацуева проявило по итогам первого тура нечастую для соревнований подобного рода объективность, в основном совпав с ожиданиями и опытных экспертов, и публики. В частности все оценили мудрость поступка арбитров, предложивших талантливейшему Александру Малофееву подождать пока с «Чайковским». Известно ведь, какое горячее участие принимает в его судьбе сам Денис Мацуев, и тем не менее Сашу не пропустили во второй тур – и, по-моему, совершенно невозможно было пропустить после безумной, словно на «ягуаре» без тормозов (и без глушителя) проскаканной «Аппассионаты». Так в проброс, как он проскочил финал, по-моему, даже этюды Черни не играют. Но если уж старина Карл заслуживает большего уважения, то что говорить о Бетховене! А ведь удивительно, в апреле я был на Сашином концерте в Третьяковке, где «Аппассионата», при наличии некоторых проблем, в целом звучала вполне вменяемо… Очевидно, ситуация конкурсного стресса на соревновании такого уровня для 17-летнего юноши пока психологически непреодолима. Да и зачем ему себя таким стрессам сейчас подвергать? У Саши и без того контрактов на три года вперед, ему предстоит еще обучение в вузе и минимум две возможности выступить на «Чайковском» – чтобы полностью созреть не только технически, но и музыкантски, человечески.

А вот третье наблюдение, связанное с итогами второго тура, уже менее комплиментарно для жюри. Впрочем, может, всего лишь для моих ушей, которые не расслышали то, что очевидно для высших экспертов из 6-го ряда партера Большого зала Московской консерватории? Тут опять же прибегну к «мнению общественности»: с кем ни поговорю, все НЕДОВОЛЬНЫ. Точно так же, как все было ДОВОЛЬНЫ после первого тура. Впрочем, хватит кивать на других, буду говорить от себя. Из той семерки, что жюри пропустило в финал, с моими предпочтениями совпали только три позиции. Это, бесспорно, Константин Емельянов (какие изумительные, точные, очень рахманиновские по духу Вариации на тему Корелли!). Это Алексей Мельников (роскошные этюды Прокофьева и опять же глубокий, уносящий душу ввысь Рахманинов – Этюд-картина опус 33 №3). И это американец Кеннет Броберг – прежде всего за ярко поданную Сонату Барбера, что, впрочем, не так уж хитро:  качественно исполнил это броское, самоигральное, притом несправедливо редко звучащее у нас произведение – и ты уже молодец.

Не то что Александр Канторов (Франция), имевший мужество взяться за распутывание драматургического и структурного лабиринта Второй сонаты Брамса. Очень стыдно, но при всем обожании этого композитора я лишний раз понял, почему множество пианистов играет Третью сонату и лишь считанные единицы – вот эту самую Вторую. Очень трудный случай. И Александр, на мой слух, пал его жертвой. Однако, как видим, не на слух жюри.

Что до Дмитрия Шишкина, китайца Ань Тяньсю и японца Фудзиты Мао, то об их игре мне хочется сказать «все, как у людей». Грамотно, логично, технично, с нужным выражением. Но и только. Для экзамена в вузе этого было бы более чем достаточно – пять с плюсом. Для конкурса Чайковского – решительно нет, тут – артистические требования высшего порядка. Как верно заметила глубоко уважаемая мной Екатерина Мечетина, исполнитель должен предложить свежее слышание текста и смысла сочинения.

Именно это удалось, по моему разумению, Филиппу Копачевскому в «Пер Гюнте» – произведении, назвать которое затасканным будет еще огромным смягчениям. Но тот гигантский темперамент, с каким ввел меня Филипп в круг образов Грига, не оставил камня на камне от моего скепсиса. По-моему, весь «Властелин колец» отдыхает перед этой нордической фантастикой.

Слава Богу, Филиппу хотя бы дали спецприз как одному из лучших среди тех, кто лишь немного недотянул до третьего тура: узнаЮ в этом руку Дениса Мацуева, всегда старающегося поддержать как можно большее количество достойных претендентов. Могу понять и аналогичный жест в сторону корейца Ким До Хёна, которого стоило похвалить уже за масштаб замаха (все 12 этюдов Шопена опус 25) и за увлеченное донесение русской музыки («Петрушка» Стравинского).

Но разве менее достойна бонуса, и не спецприза, а пропуска в финал Анна Генюшене? Такая тонкость донесения Юморески Шумана мало кому дается. Да, это игра без крупного мужского мазка, но ведь и Шуман – композитор, перед которым в воображении всегда так или иначе стоял женский образ, образ его Клары.

И, если уж говорить о женской теме, как можно было оставить без всякой награды американку Сару Данешпур? Хотя не стану спорить – это не уровень финала «Чайковского», миниатюрной Саре элементарно не под силу такие эпические полотна, как Восьмая соната Прокофьева. Но какое завидное мужество – с этими микроскопическими ручками браться за хитрейшие контрапункты Баха, за авангардные опыты Булеза и вполне заводить такой герметичной музыкой зал! Уж диплом от двухметрового джентльмена Мацуева и других джентльменов из жюри хрупкая девушка точно заслужила.

Главное же недоумение – по поводу не-пропуска в финал Андрея Гугнина. Да, Седьмую сонату Прокофьева он перетяжелил, а Третью Шопена сыграл по той самой формуле «все, как у людей». Но Третья партита Баха в версии Рахманинова лично для меня – именно то «открытие новых смыслов», о котором говорила Екатерина Мечетина: это яркий пример поразительного соединение витиевато-прекрасного барокко с постромантической отстраненностью, которая в рахманиновских переосмыслениях старой музыки действует сильнее, чем прямая страсть.

Денис Мацуев и Борис Петрушанский в жюри конкурса Чайковского

На этом мои заметки можно было бы закончить, если бы не еще одно соображение, о котором считаю долгом сказать. Меня неприятно поразило, с какой настойчивостью некоторые участники конкурсного контекста лоббируют продвижение Константина Емельянова. При том, повторю, что этот талантливейший музыкант нисколько в лоббировании не нуждается. Хотя и ему не все удается в равной степени. Рядом, например, с теми же Вариациями на тему Корелли довольно сухо и трескуче, пусть и предельно виртуозно, прозвучало Скерцо из Шестой симфонии Чайковского в обработке Самуила Фейнберга. Понимаю, это не столько вина Константина, сколько направление, избранное автором обработки – тому, видимо, захотелось обогатить фортепианный репертуар еще одной «квазилистовской» транскрипцей. Вышло эффектно, но истинный смысл музыки, может быть, самой зловещей и страшной в творчестве Чайковского, пропал. Впрочем, от исполнителя тут тоже кое-что зависит – я, например, в течение уже нескольких лет слышу, как играет это в своих концертах прекрасная пианистка, воспитанница Евгения Малинина Елена Жукова, и там демонический посыл Чайковского вполне сохранен.

Говорю это к тому, что нельзя терять критического отношения и к самым лучшим. Чтобы не давать почву спекуляциям. Чтобы конкурс не перерождался в конкуренцию. Сами посудите: Константин Емельянов – ученик замечательного педагога Сергея Доренского. Как и Денис Мацуев. Как и многие другие влиятельные в сегодняшнем фортепианном мире люди. Андрей Гугнин – ученик другого знаменитого педагога, Веры Горностаевой. Которой сегодня нет с нами. И школа ее в жюри не представлена…

Давайте на этом пока оборвем нашу логическую цепочку. Надеюсь, продолжение ее не понадобится – если итоги конкурса Чайковского окажутся вполне объективными.

 

Фото автора

 

Все права защищены. Копирование запрещено.