Парадоксальной оказалась последняя балетная премьера сезона. В рамках вечера одноактных балетов Большой театр совместил (наверно, контраста ради) несовместимое – хореографию двух классиков ХХ века Джорджа Баланчина и Мориса Бежара. Антиподами во всём были две знаменитости. Танец для обоих – божественное, универсальное искусство. Только поклонялись они разным богам.

Баланчин с помощью музыки и классического танца в своих постановках прославлял светлый мир аполлоновской культуры и божественной гармонии. По мнению хореографа, единственный творец — Бог. Хореограф лишь чуткий инструмент в его руках. Вера, интуиция, мастерство позволяют ему разгадать и передать в танце тайны человеческой души и горнего мира. Благодаря своим шедеврам, Баланчин достиг бессмертия. Один из его шедевров — «Симфонию До мажор» Жоржа Бизе Большой поставил третий раз.

Симфония до мажор. I часть.
Евгения Образцова, Артем Овчаренко.
Фото Натальи Вороновой/ Большой театр.

Иное дело дионисиец Бежар. Религии, как известно, хореограф менял подобно перчаткам, увлекаясь модными течениями и идеями. Он творит на сцене свой мир, свою театральную вселенную по собственным субъективным законам, воплощая дорогие ему сны, фантазии, концепции, воспоминания. Таким же образом, ныряя в поток сознания, он писал книги, произвольно совмещая разные эпохи, страны, исторические лица и выдуманных героев. В его литературном и балетном наследии не стоит искать логику, чёткую хронологию или драматургию. Бежар смело мешает стили и выразительные средства, танцевальные системы, прихотливо играя в тоталитарный театр, столь модный в 1960-1970 годы. Он всегда стремился быть современным, актуальным, понятым и любимым. Щеголял своей мефистофелевской внешностью и дьявольскими сценическими соблазнами, сам часто появлялся на сцене. Многие его балеты автобиографичны. Но время беспощадный судья. В ХХ веке навсегда осталось большинство его балетов. Только такие вершины, как «Болеро», «Весна священная», отдельные фрагменты и концертные номера приобрели статус классики. Они рассказывают об универсальном и вечном.

Симфония до мажор. II часть.
Ольга Смирнова, Денис Родькин.
Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Балет-буффа «Парижское веселье» (1978) на музыку Жака Оффенбаха в обработке Манюэля Розенталя к ним никак не принадлежит, хотя есть в нём и вечные темы. Во все века от колыбели до пенсии тернист путь артиста балета. Его жизнь – сизифов труд, дисциплина тела и духа. В ней нет места простым радостям, отдыху, любви. В Париже, куда приезжает его герои — начинающий танцовщик Бим (так в детстве звали Бежара) столько соблазнов! Но строгая, фанатично любящая балет Мадам заставляет его работать, работать, работать … Что работа и есть его «парижское веселье», Бим поймёт после смерти любимого педагога.

Два премьерных балета условно объединяет парижская тема. Знаменитую танцсимфонию под названием «Хрустальный дворец» Баланчин поставил в Париже в 1947 году. В рекордные сроки, словно под диктовку свыше. Этот «дворец хореографического мастерства» — портрет и памятник балету Парижской Оперы. В каждой из четырёх частей он сверкает разными гранями, требует от исполнителей музыкальной чуткости, чувство стиля, шарм и элегантность. На парижской премьере костюмы были разноцветными и роскошными. Пачки у балерин, трико и колеты у премьеров. В каждой части царила звёздная пара в окружении солистов и небольшого кордебалета. Баланчин любил французскую школу. Ценил индивидуальность парижских звёзд, их изящную пуантную технику, неизменное «сценическое присутствие». И прославлял их индивидуальность в танце. Сказочной красоты адажио второй части он поставил для красавицы Тамары Тумановой, которую обожал, называя раритетным «черным бриллиантом». Если в труппе нет ярких индивидуальностей, балет Баланчина лучше не ставить. Он – для балерин, а не для первых солисток, что не учитывал Большой театр.

Симфония до мажор. III часть.
Дарья Хохлова, Вячеслав Лопатин.
Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

В Америке балет Баланчина переименовали в «Симфонию До мажор». Чёрно-белыми стали костюмы, Исчезло оформление. В таком варианте в 1999 году он впервые появился на большой сцене Большого театра. Тогда его танцевал звёздный состав, замечательные примы и премьеры: Нина Ананиашвили, Мария Александрова, Андрей Уваров, Сергей Филин, Николай Цискаридзе, Дмитрий Гуданов … Да и при втором возобновлении парадного балета блистали Светлана Захарова, радовали юные Екатерина Крысанова, Наталия Осипова.

Сейчас заметно потускнело сияние московского хрустального дворца. Кажется, что изумительная баланчинская хореография для труппы (исключение – некоторые ведущие балерины и премьеры) – давно надоевший экзерсис, который надо делать, да не хочется. На сцене нет праздника танца. Хореография кажется будничной, лишённой элегантности и шарма. Нет женственности, изящных поз, типично баланчинских координации, положений корпуса, головы, рук. Исчезли чёткие музыкально-пластические акценты. Милые артисты, посмотрите, как при Баланчине танцевали этот балет. Или, хотя бы в Парижской Опере в 1990-х годах. А из постановки Мариинского театра навсегда запомнились зачарованная Ульяна Лопаткина в адажио, жизнерадостная, солнечная Диана Вишнева в третьей (прыжковой) части …

Симфония до мажор. IV часть.
Кристина Кретова, Давид Мотта Соарес.
Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Сегодня московский кордебалет танцует механично и неровно. Призванный прихотливым орнаментом обрамлять роскошные вариации и дуэты солистов, он был невыразительным, часто – немузыкальным. Работают лишь ноги-руки артистов, а тело словно «заковано» в старинный корсет. Во второй части некоторые танцовщицы теряли равновесие в простых арабесках. А балерина (Юлия Степанова) падала с пальцев, вяло выделывая положенные па. Вместе с танцевальностью из «Симфонии» улетучилось и партнёрство. Каждый сам себе солист не только в вариациях, но и в дуэтах.  Конечно, Баланчин не требовал ярких эмоций, но галантные отношения дамы и кавалера высоко ценил!

Разноцветными стали костюмы – пачки и колеты в первых трёх частях. А в четвёртой они белые, как и в общей коде (художница Татьяна Ногинова). Зачем такая, ничем не оправданная, игра с цветом?! Чтобы сшить побольше костюмов? Да и сам балет на небольшой Новой сцене театра потерял былой масштаб. Хорошо, что все хоть поместились на ней, ловко маневрируя, чтобы не задеть друг друга. «Симфония До мажор» заслужила большего уважения. Её законное место на исторической сцене. Впечатлял разве что грандиозный финал, исполненный мастерски и парадно.

Почему к баланчинскому шедевру столь равнодушно отнеслась одна из лучших классических трупп мира? Расслабилась к концу сезона в преддверии больших зарубежных гастролей? Или ей безразлична божественная красота этой хореографии? Стерильно-скучной парадная классика часто была и в течение сезона

***

Парижское веселье. Сцена из спектакля.
Отец – Руслан Скворцов.
Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Что талантливая труппа Большого может танцевать увлечённо, музыкально и образно, доказало бежаровское «Парижское веселье». Артистов было не узнать, хотя хореография тут не высшего класса.  Каждый чувствовал себя артистом, что в ведущей партии Бима (опытный, выразительный Георгий Гусев, молодой, увлечённый танцем Алексей Путинцев), что в эпизодических ролях. Парадокс, да и только!

Парижское веселье. Бим – Георгий Гусев.
Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Бежар в «Парижском веселье» вспоминает детство, молодость, увлечение театром, музыкой, опереттой. В начале балета, подобно феям из пролога «Спящей красавицы», шесть танцовщиков преподносят лежащему в колыбели Биму свои подарки – разные по характеру и стилю сольные танцы. Бим будет хореографически всеядным, как сам Бежар. Свято служить балету, работать и работать его призывает седьмая фея — Мадам в чёрном, такая таинственная, почти инфернальная в исполнении Ирины Зибровой. Её реальный прототип – танцовщица и известный педагог Рузанна Саркисян из Баку, помощница в парижской студии балерины Императорского Мариинского театра Веры Трефиловой. У неё, как и в других студиях русской эмиграции, занимались многие французские «этуали». В их числе был нескладный, неклассичный Морис Бежар. Строгая Мадам придирчиво обучала его классическому танцу, научила понимать и ценить его красоту. Правда, юному Бежару, как и его alter ego Биму, балет Парижской Оперы казался царством сказочным, но несколько комичным. Его забавляли надменные этуали в перьях и платьях «от Дега», самоуверенный премьер в античном костюме (не карикатура ли на Сержа Лифаря?). Бима, как и Бежара, в Оперу никто не приглашал. Даже в провинциальной труппе города Виши Морис танцевал не принца, а червя, вылезающего из яблока …

Парижское веселье. Оффенбах – Игорь Цвирко.
Фото Натальи Вороновой/ Большой театр.

На сцене Бежар показал два Парижа ХIХ века. Блестящий двор Наполеона III и императрицы Евгении и лихо пляшущий демократичный Париж. Один за другим появляются персонажи культурного контекста Франции. Парижским весельем руководит юркий, эксцентричный, вездесущий Оффенбах в великолепном исполнении Вячеслава Лопатина и Игоря Цвирко. Какая музыкальность, координация,  точность в быстрых темпах и замысловатых па! Какой яркий гротеск и достоверная образность! Немец Оффенбах, как никто, передал атмосферу Парижа. Он всюду востребован и нужен. Под знаменитую баркаролу из «Сказок Гофмана» проходит похоронная процессия Мадам, которую на руках несут ученики. Под лихие мотивы и лиричные вальсы его оперетт вперемежку пляшут исторические персонажи и современная молодёжь. Среди танцующих — Марианна во фригийском колпаке. Со времён Великой Французской революции Марианна — символ свободной Франции, запрещённый при Наполеоне III. Её появление в балете подчёркивает бунтарский дух Бежара -­ хореографа. В старинном военном мундире с бутафорского коня слезает отец хореографа. «Отец – мой вечный герои», — утверждает хореограф. Среди гостей знаменитая детская писательница ХIХ века графиня де Сегюр, урождённая Ростопчина. Вся Франция выросла на её сказках и рассказах. В детстве их читал и Бежар. В лодке, напоминающей лебедя, выплывает главный эстет эпохи, покровитель искусств баварский король Людвик II. Не плохо бы в очень информативном буклете подробнее рассказать об этих персонажах, столь важных для Бежара и культурного контекста Франции. Кто они, зачем присутствуют на сцене? Это обогатило бы зрительское восприятие озорного, лоскутного спектакля, который нравится неискушённой публике и артистам.

Парижское веселье. Мадам – Ирина Зиброва.
Фото Натальи Вороновой/ Большой театр.

На премьере бежаровский балет-буффа с незатейливой хореографией, гротеск, лихой канкан из «Орфея в аду» затмили изысканный шедевр Баланчина. Ничего не поделаешь, такова невзыскательная эстетика нашего времени. Бежар прост и доступен. Балеты Баланчина – на века.

 

Все права защищены. Копирование запрещено.