Александр Годунов. За кулисами мифов

В последние годы в постах и комментариях я стремилась фактами опровергнуть многочисленную ложь в биографии замечательного танцовщика Александра Годунова. Но, видимо, из-за разбросанности текстов по разным сайтам цели не достигла. Теперь опровержение большинства недостоверных сведений, а также объяснение причин происходящих событий собраны в одном материале. Он был опубликован (с сокращениями) в рижском журнале «Бизнес-класс». Экономическое издание привлекла личность бывшего рижанина, выдающегося советского и американского солиста балета и киноактера примером того, что любой человек может достичь заветных целей, если не пасовать перед трудностями и действовать. В Америке он скажет: «Я хотел быть в Большом, сделал бы все, чтобы добиться этого. И добился. Я хотел приехать сюда. Это было невозможно. И я здесь! Если вы чего-то очень хотите и готовы заплатить за это любую цену, вы это получите».

Итак, перед вами дополненный текст, который представляет квинтэссенцию биографической книги о жизни и творчестве моего друга.

 

Лучше своей репутации

Плюс-минус полвека назад во время зарубежных гастролей советский балет потерял, а мировой приобрел, трех великих танцовщиков – Нуреева, Барышникова и Годунова. Прошли годы, но на покинутой родине невозвращенцев не забывают, о них снимают фильмы, пишут книги, вспоминают, анализируют. Вот и российское ток-шоу, посвященное беглецам, ведущий начал с преамбулы, что «кто-то из них стал миллионером, кто-то даже снимался в Голливуде, а кто-то день и ночь сидел в ресторане и вспоминал свою коммуналку».

Оставим за скобками, что в Союзе все они жили в коммуналках, а на Западе вся троица стала миллионерами и без всяких «даже» снималась в Голливуде. Посыл иной: двое первых – победители, третий – лузер. Но Годунов, скоропостижно ушедший в 45 лет, мог бы оспорить вердикт репликой бессмертного Фигаро: «А что, если я лучше своей репутации?».

И был бы прав.

 

Три жизни Годунова

Неприглядная часть реноме знаменитого земляка – гордец, алкоголик, неудачник, не состоявшийся ни в Москве, ни в Америке, – рождена сонмом легенд и сплетен. Годами тиражируя их, пресса и телеканалы сотворили, в общем-то, мифологического героя. Сотворили вынужденно. Ведь каким человеком был реальный Годунов, в какой семье он рос, как шел к вершинам мастерства, что любил и ненавидел, каковы побудительные мотивы поступков и еще масса иных «мелочей», формирующих характер, а с ним— судьбу, до сих пор не известно современникам легендарного танцовщика и тем более поколению помладше.

Причина тотального неведения рождена эпохальными перипетиями жизни артиста. И я несказанно благодарна воле Провидения, мы с ним дружили с отрочества и на моих глазах свершались переломные моменты его жизни в Риге и Москве.

В полном соответствии с законами драматургии его жизнь четко делится на три части: завязка – кульминация – развязка. В Ригу Сашу привезли в два с половиной года и здесь через 15 лет он стал артистом балета. Далее – кульминация: отъезд в Москву, где его талант достигает расцвета. Наконец, развязка: полтора десятилетия в Америке с мировой славой, покорением Голливуда и шокирующей внезапной смертью. Но, в отличие от теории, биография героя напрочь лишена сквозного действия.

Всякий раз Годунов не просто менял место жительства, а с чистого листа начинал новый этап своей биографии в окружении людей, которые не знали его прежде и, за редким исключением, не общались с ним позднее. Рижане помнят его учеником и не видели в пору московского триумфа. Москвичи не слышали о нем до прихода в Большой театр. Впрочем, никто и не рвался узнать, что из себя представляет талантливый юноша, который словно бы ниоткуда появился в прославленной труппе, и, потеснив мэтров, сходу занял место в плеяде ведущих звезд советского балета. И для американцев, когда Годунов нежданно-негаданно остался в Нью-Йорке, вся его жизнь в Союзе была terra incognita. К тому же, их больше занимало настоящее, потому пресса отслеживала каждый шаг беглеца на балетной сцене, киносъемках и в повседневности. Однако те публикации от нас отсекал «железный занавес», потому об американском периоде Годунова большинство судит понаслышке.

А новости с первых дней побега шли жуткие. «Артиста соблазнили обещаниями златых гор и моря дармового виски» и он «продался за пару джинсов», – вещала центральная пресса. Затем пошли слухи о забастовке кордебалета «против нового русского», а спустя пару лет – о решении Барышникова уволить его из Американского балетного театра по причинам «высокого гонорара, нежелания осваивать модерн и любви к выпивке». В Голливуде тоже шло со скрипом, главных ролей не было, запомнился лишь блондином-террористом в «Крепком орешке». Словом, сбежал напрасно: не прижился, успеха ни в чем не добился, «спился и умер».

Меня всегда ранили вести, низводящие блестящего солиста балета, талантливого киноактера, да и просто порядочного, целеустремленного, отзывчивого человека до уровня горемыки и подзаборного пьянчужки. Слишком далек рожденный пересудами образ от того Саши Годунова, с кем нас связали почти два десятилетия преданной дружбы и постоянного общения, когда вместе отмечали праздники и дни рождения, поддерживали друг друга в пору неурядиц и радовались успехам. Хотелось думать, что не мог он в Америке так измениться сам и изменить своим идеалам, – натура не та! Но в отсутствии иной информации волей-неволей приходилось верить молве. Когда же после Сашиной кончины началось искажение событий, происходивших на моих глазах, то встала на защиту друга. Ведь любая ложь и даже недосказанность срабатывали против его имени. Так с конца 90-х Годунов стал героем моих публикаций.

 

Адвокат самому себе

Поначалу казалось, что писать будет легко, ведь в моих руках была связующая нить всех трех этапов пребывания Годунова на грешной земле. Все же подчас не хватало деталей, объяснявших подоплеку ряда фактов. Тогда обратилась за помощью к общим друзьям-приятелям, родственникам, коллегам и просто к тем, кто знал и общался с Сашей. Его мама, Лидия Николаевна Студенцова, пережившая сына на двенадцать лет, завещала мне свои дневники, переписку с сыном, фотографии, вырезки из газет и журналов. Проштудировала американскую прессу. Сопоставление кучи новых документов позволило точнее воссоздать картины минувшего и попутно разбить устоявшиеся легенды.

В этом спонтанном журналистском расследовании очень помог сам Саша, выступивший в своей последней роли – адвоката самому себе. Его аргументы звучат в сотнях писем, которые в течении тридцати лет он отправлял родным и друзьям, – от первого, адресованного маме, из пионерского «Артека» в 1964 году до последнего из Лос-Анджелеса, написанного жене брата за пару недель до кончины в мае 1995.

Сегодня, набрав в поисковиках имя Годунова, можно найти сотни ссылок, но все материалы полны ошибок. Более того, взятую за основу ложную фактуру авторы подчас дополняют своей безудержной фантазией, трактуя события прошлого с позиций сегодняшнего дня и личных представлений «как все происходило». Вот, к примеру, цепочка домыслов о семье.

 

Родители: быль и небылицы

Расхожее утверждение: Саша «хотел стать военным, как папа». Вроде, нормально, ведь офицерами были отцы Нуреева и Барышникова. Только Годунов-старший даже в Великую Отечественную работал по сугубо гражданской специальности инженера-строителя. В блокадном Ленинграде он восстанавливал разрушенные бомбежками здания и коммуникации, а после войны возглавил Стройуправление Сахалина.

Другой виток измышлений касается рождения Годунова на Дальнем Востоке. Остров Сахалин — давнее место ссылки преступников всех мастей. Потому «отец-военный», скорее всего, мог служить в охране, а мама, наверное, была из местных, с определенным культурным уровнем. «Удивительно, как ей правдами и неправдами удалось с сыновьями переехать в Латвию?», – недоумевают журналисты.

Дальше — больше. Даже местные авторы уверяют, что Саша рос недолюбленным, что мама-разведенка, желая облегчить материальное положение, отдала младшего сына в балетное училище, где был интернат. Не беда, что его открыли двумя десятилетиями позже, главное – вывод: интернатский быт навсегда поселил в Годунове «ощущение ребенка, лишенного семейного тепла и материнской любви, что пагубно отразилось на всей жизни артиста».

Все это неправда. Его мама родом из потомственной учительской семьи Старого Оскола. За день до начала войны она получила диплом инженера ленинградского института железнодорожного транспорта, куда пошла по стопам отчима. От эвакуации отказалась и с первого дня блокады разделяла с ленинградцами бремя осажденного города. Порой ей приходилось труднее, чем другим, ведь в большом городе она осталась одна. Оба брата – на фронте, отчим арестован, мать, как жена «врага народа», отбывала срок в магаданском лагере. Но были в блокадном лихолетье и счастливые минуты. Имя им – любовь, первая и единственная.

С Борисом Годуновым она познакомилась случайно, когда тот помог ей подняться по обледенелой лестнице. Она была покорена вниманием и заботой красивого высокого мужчины, значительно старше ее. С каждой встречей росла уверенность, что вместе они будут счастливы, потому на предложение сразу ответила: «Да!».

Через год после войны с первенцем Олегом они уехали работать по контракту на Сахалин, где в 1949 году родился Саша. Недолгое семейное благополучие разбил новый роман мужа. Узнав о беременности его юной секретарши, Лидия подала на развод. Борис не возражал, но, желая уменьшить алименты, предложил поделить сыновей: «Ты кого заберешь, младшего или старшего?». – «Отдать ребенка мачехе? Никогда!», – возмутилась Лидия и перевезла мальчиков в Ригу, где оставила в семье брата. Сама вернулась на остров, доработала оставшейся год по пятилетнему контракту и получила перевод в Управление прибалтийской железной дороги, где нуждались в специалистах.

Еще несколько фактов. Зарплата на острове значительно выше, чем на материке, потому алименты присылались солидные. Это опровергает мнение о денежных проблемах матери-разведенки, вынужденной «отдать сына на гособеспечение в интернат». Годунов-старший с новой семьей вернулся в родной город на Неве. Связь с сыновьями не поддерживал. Зная, что младший – солист Большого театра, даже не пытался увидеть его на сцене во время ленинградских гастролей. Умер он в 1974 году, так что Саша не мог ждать встречи с ним во время приезда в Ригу двадцать лет спустя. Тем не менее, СМИ продолжают обвинять маму, дескать, это она не пожелала пригласить бывшего мужа.

 

Амбиции гадкого утенка

Приехав в Латвию, Лидия имела работу, но не крышу над головой. Поначалу жила с сыновьями в вагончике на станции Огре, затем – в Приедайне, в доме, построенном для железнодорожников, а позже получили две комнаты в общей квартире в центре Риги. Отсюда, из солидного подъезда с гранитными колоннами на углу Тербатас и Стабу, Саша девять лет ходил на занятия в хореографическое училище. Его туда в первый раз привела мама, которая радовалась рижскому новоселью, позволявшему ей водить мальчиков в кино, музеи и театры. Особенно в оперный, потому что с ленинградской поры любила балет и мечтала, чтобы сыновья танцевали. Олег отмахнулся сразу: «Не буду девчонок таскать!», а Саша не возражал, – танцевать показалось ему интересней, чем с дворовыми ребятами играть на деньги в орлянку.

Многие уверены, что Годунова еще в школе ребята считали конкурентом. Напротив, Саша всегда находился в тени блестящей плеяды рижских выпускников 60-х – артистичных, техничных и высоких, как на подбор. Да, он с первого класса отличался неистовой любовью к балету, но и другие любили его не меньше. Да, он повсюду, где только мог – в репетиционном зале, на улице и лестничных площадках без устали крутил пируэты, но и это воспринималась блажью. Да, они с Мишей Барышниковым неизменно получали пятерки на экзаменах по классике, но на уроках поддержки Саша грустно стоял за роялем, потому что не было подходящей партнерши-Дюймовочки.

Увы, по технике Миша и Саша были на голову сильнее одноклассников, а внешне – на голову ниже. Даже в год выпуска Годунов танцевал детское па-де-труа в «Щелкунчике». Другой бы радовался, а он возмущался, понимая, что выходит на сцену из-за роста: «Что, в училище нет мальчиков, способных антраша-сиз сделать?!». В общем, все полагали, что виртуозный малец обречен на партии шутов, чертей и прочей нечисти. Только произошло невероятное: уже после окончания училища в восемнадцать(!) лет он набирает более двадцати сантиметров.

Впрочем, не случись такого чуда, Годунов бы не пропал. Максималист по характеру, он всегда стремился к недоступным вершинам, и друзьям советовал следовать его примеру. Меня, например, заставил сдать документа на журфак МГУ: «Не бойся ставить нереальную цель, тогда обязательно дойдешь до середины. И твоя середина всегда будет выше конечной цели других». Сам ни на йоту не отступал от принципа делать невозможное возможным. Решил поехать в «Молодой балет» к Моисееву, – и поехал. С небывалым скандалом!

 

Второй предатель Латвии

Справедливо лишь отчасти всеобщее убеждение, озвученное Александром Васильевым в книге «История моды», что «высокого роста, атлетически сложенный, русоволосый молодой танцовщик был моментально принят в ансамбль». Принят действительно моментально, но в том-то и проявился гений Моисеева, что он смог разглядеть большой потенциал в субтильном низкорослом подростке, – так выглядел Саша, когда весной приехал на просмотр в Москву. Макс Ратевосян, солист «Молодого балета» и его многолетний сосед по московскому общежитию, вспоминает:

— Годунова впервые увидел в репетиционном зале. Пришел такой худенький паренёк, ростом, как Барышников, даже чуть ниже; а Мишу я хорошо знал, в Вагановском училище он учился классом младше меня. Урок Саша делал очень хорошо, и в конце занятий Игорь Александрович сказал при всех: «Мальчик, ты мне нравишься. Возвращайся домой, заканчивай школу и приезжай. Ты работаешь у нас».

Окрыленный приглашением мэтра, Годунов оканчивает Рижское хореографическое с традиционной пятеркой по классике и – облом: его направляют в рижский театр оперы и балета. Напрасно мама умоляла директора училища Александра Лемберга не ломать сыну жизнь и позволить ему уехать в Москву. В ответ услышала: «Вы всерьез думаете, что из него что-то выйдет? Запомните: ваш сын ни-ког-да не будет солистом!», – и для вящей убедительности слово «никогда» произнес по слогам.

Другой бы смирился, а Саша прямиком отправился к министру культуры Латвии. Владимир Ильич Каупуж был непреклонен: «Тебя государство учило бесплатно? Значит, обязан три года отработать у нас». – «Не могу. Меня ждет Моисеев». – «Да ты в армию сейчас пойдешь, в “Звездочке” плясать будешь!» – «А вот и не пойду, мне еще восемнадцати нет!» – в министерских стенах прозвучал ответ неслыханной дерзости.

Годунов действительно уехал, и эта самоволка даже годы спустя больно ему аукнется. Для Латвии он так и останется предателем, – вторым после М. Лиепы. В конце 80-х у Мариса появилась возможность возглавить рижский балет, чему воспротивились многие в театре, убоявшись возможных перемен. В моем журналистском блокноте сохранилась запись с открытого партсобрания коллектива, когда с трибуны прозвучало, что Марис не достоин быть главным балетмейстером, поскольку «не патриот. Он – предатель латышского народа, фаворит брежневской семьи и все свои звания получил по блату».

Репутацию предателя избежал лишь Миша Барышников, которому рижские педагоги помогли поступить в ленинградское училище, а позже латвийская опера не раз приглашала его на гастроли. Годунова же дирекция полностью игнорировала и не только не звала, но даже не удосуживалась отвечать на его письменные предложения станцевать на любых условиях «Лебединое озеро» и «Жизель» в ранге солиста Большого театра.

 

Хрусталь серебряного века

Если в карьере Годунова Большой театр стал его золотым веком, то трехлетие в «Молодом балете» – серебряным. Здесь он впервые вплотную познакомился с элитой советского балета. В классах Асафа Мессерера и Александра Руденко он шлифовал технику, позволявшую исполнять как классические па-де-де, так и сочинения современных хореографов. Саша солировал в «Мимолетностях» Касьяна Голейзовского, «Гран-па» Асафа Мессерера, «Поэзии чувств» Игоря Моисеева. Танцевал «Адажио» Альбинони, поставленного Игорем Чернышевым впервые в Советском Союзе, репетировал с Олегом Виноградовым и Май Мурдмаа.

За нордическую внешность и сдержанный характер Моисеев называл его Пер Гюнтом и явно симпатизировал. Однажды после изматывающей репетиции танцовщики отдыхали, лежа на полу. Вдруг в зал вошел Моисеев. Вскочили все, кроме заснувшего Саши. Зная характер Игоря Александровича, ребята ожидали взрыва, а тот тихо заметил, что устал мальчик, и дома у него в Москве нет, пусть отдыхает.

— В ансамбле была традиция, что солисты поочередно вели класс, – рассказывает Макс Ратевосян. – Когда я давал урок, то и Моисеев, и Руденко, и Асаф Мессерер, – все в один голос предупреждали меня: «Максик, Саша – наше золото! Ты требуй с него очень осторожно, сейчас он как хрупкий хрусталь, но будет бриллиантом».

Он действительно превратился в бриллиант. Его счастливую судьбу подтверждает бывший коллега по «Молодому балету», эстонский балетмейстер Тийт Хярм:

— Нашему коллективу завидовали все советские артисты, ведь он был создан специально для зарубежных гастролей. В конце 60-х ансамбль был единственным разъездным, и он, мальчишка из Риги, колесил по всему миру. С юности ему рукоплескали, его выделяли все – и зрители, и профессионалы, и даже руководители. Один пример: когда во время нашей первой поездки – в Австралию, на три месяца! – журналисты спросили у Моисеева, кто, на его взгляд, пользуется наибольшим успехом, он первой назвал фамилию Годунова. И кто бы за рубежом не спрашивал Сашу о его мечте, тот всегда отвечал: танцевать в Большом театре. И ведь танцевал там! Так что все его грандиозные мечты осуществлялись.

 

Большие интриги Большого

 

В бытность «Молодого балета» Годунова впервые увидел Юрий Григорович и почти повторил слова И.Моисеева: «Когда отработаешь в ансамбле, жду тебя в театре».

Парадокс: по характеру Саша не был скандалистом, но по иронии судьбы каждый его судьбоносный поступок вызывал грандиозный резонанс. Среди них – отъезд из Риги, уход из ансамбля, длительная схватка с Министерством культуры СССР перед поступлением в театр, не говоря уже об американском побеге, который вызвал конфликт международного уровня и закрутил новый виток холодной войны.

Закулисной бузы хватало и в Большом театре. Коллеги ревновали к таланту, внешности и мгновенному взлету на балетный Олимп. Чиновников раздражали длинные волосы и рваные джинсы, которые он носил задолго до вхождения в моду, но больше всего возмущали его чувство собственного достоинства и нежелание гнуть спину пред сильными мира сего. Вдобавок его считали не похожим на других, слишком западным и потому ненадежным.

Знаменитая прима Большого театра Екатерина Максимова вспоминает, как перед каждой зарубежной поездкой артистов экзаменовали три выездные комиссии – в театре, райкоме и горкоме партии: «Сашу Годунова столько терзали на разных собеседованиях! Он приходил оттуда совершенно белый, буквально на стенку лез: „Ну почему меня все время стараются убедить, что я хочу остаться?!”».

А как прекрасно все начиналось! Благосклонность главного балетмейстера, обещания главных ролей от Зигфрида до Спартака и Красса, наконец – триумфальный дебют в «Лебедином озере», ставший незабываемым событием в истории театральной Москвы. Ведь всего три месяца назад он, как на крыльях, летел на телеграф К-9 обрадовать маму. В зале междугородней связи стояла бесконечная очередь, а ему так не терпелось сообщить новость, что, в ожидании вызова, послал телеграмму: «Я в Большом целую письмо получил напишу Саша». А когда дозвонился, даже чуть заикаться стал от волнения:

— Мамуля, меня взяли! Не волнуйся, все хорошо. Приезжай на первый спектакль! Сообщу, когда состоится, – он говорил, а она не могла сдержать слез, и лишь повторяла:

— Сашенька, родной, поздравляю!.. – потом переживала, что не нашла нужных напутственных слов, не расспросила подробности.

Вечером он пишет друзьям в Ригу, крупно, прописными: «Я в БОЛЬШОМ! УРА! Я схожу с ума!! Я очень счастлив!!!». Вместо подписи поставил аббревиатуру ГАБТ, где первые буквы продолжал вверх словами «государственный академический большой», а вниз – своим именем: «Годунов Александр Борисович». Ну, а «Т» – расшифровка общая, театр.

Месяц спустя делится с мамой: «Вчера получил первую зарплату в Большом – еще до сих пор не верю, что я в театре. Я очень рад, что мои мечты осуществились. Но стоило, мама, мне это дорого, и, если бы не мои знакомые и я сам, в смысле моего упорства, мог и не быть там. Ребята в ансамбле завидуют и кусают локти. Но ты не думай, что я задрал нос, еще рано. Мамуля, я тебя целую!».

В театре Годунов прослужит восемь сезонов, и, перечитывая его письма, ощущаешь, как с каждым годом рушатся иллюзии.

… «4 января у меня премьера “Кармен” с Плисецкой. Я очень волнуюсь, все ждут, что я облажаюсь. Вот такие новости. В феврале, возможно, будут снимать фильм-балет “Анна Каренина”. Если Марис Лиепа меня не убьет, то я должен сниматься».

… «В Париж я не поехал, потому что в театре нашлось столько людей, которые, оказывается, умеют писать не своей рукой и не подписываться, что решили меня оставить, а их взять. Но я не расстраиваюсь. Жизнь – борьба».

… «С Григоровичем у меня очень натянутые отношения, он отложил Спартака на неопределенное время и, по-моему, снял меня с “Ивана Грозного”. Мамуля, ты не волнуйся – это театральные интриги. Я не очень переживаю, потому что я прав, а правда все равно восторжествует. Мне давно, еще до поступления в театр, говорили, что мне будет тяжело, так оно и есть. Но я доволен, а то было бы неинтересно. Я думаю, что со временем все образуется. Так что не переживайте, я уже спокоен, я все равно своего добьюсь!».

… «Положение у меня на сегодняшний день не из веселых. За два года я станцевал две “Жизели” и, наверное, 3-4 “Дон Кихота”. Нового в прошлом сезоне я ничего не станцевал, хотя и не сходил с афиши: “Кармен” и “Анна”. Но эти спектакли я могу станцевать и на пенсии, и Григорович это знает. Но к нему не придерешься: я на афише!!! Но я за то, чтобы с Ермолаевым сделать один спектакль в год, но по-настоящему. Мамуля, ты не волнуйся, я знаю, что я делаю, и я выиграю, обязательно. Мамуля, ты просила – я написал. Но мы прорвемся! P.S. Только не подумайте, что я убит, я еще жив».

И это – признание человека, которого сегодня называют самым танцующим и репертуарным артистом? Увы, да. Как-то немало времени я провела в музее Большого театра, подсчитывая по программкам его выходы на историческую сцену. Цифры обескураживающие. Так, Спартака он станцевал всего пять раз, Ивана Грозного – девять, Пастуха в «Весне Священной» – два. А ведь это его судьбоносные великие роли! Зато он «постоянно на афише»: Хозе в «Кармен» танцевал почти сорок раз, Вронского в «Анне Карениной» – более тридцати, Клавдио в «Любовью за любовь» (кто помнит такой балет?) – свыше двадцати.

 

Герой не своего времени

 

По мнению Майи Плисецкой, таких солистов, как Годунов, в балете не было. Действительно: непривычно высокий, виртуозно владеющий техникой классического танца, артистичный, эмоциональный, эффектный, с прекрасными линиями тела, – он отличался от когорты виртуозов с отнюдь не идеальными пропорциями. По сути, своей харизмой, масштабом творчества и внешностью он предвосхитил балетную эстетику ХХI века. Достаточно вспомнить, как много длинноногих блондинистых танцовщиков «а ля Годунов» появилось на сцене.

А сам он страдал от невозможности в полной мере реализовать талант, от колоссального разрыва между своими достижениями и официальной оценкой. Он был востребован и любим зрителями, но мало получал ролей, соответствующих его дарованию. Каждое его выступление признавалось несомненной удачей, он завоевал два золота престижных конкурсов, но звание Заслуженного артиста получил не за личные успехи, а по общему списку к 200-летнему юбилею театра, что в артистической среде сочли уколом по самолюбию. Годунова ценили иностранные импресарио, которые, организуя гастроли театра, делали рекламу на его имени. А тому в последний момент отказывали в поездке, затем и вовсе почти на пять лет сделали невыездным, что ограничило творческий рост в родном театре, поставило крест на выступления за пределами страны и сотрудничество с зарубежными хореографами.

Невольно напрашивается вывод, что он, артист планетарного масштаба, оказался героем не своего времени. Родись Годунов лет на десять раньше, то покорно разделил бы судьбу великолепной плеяды советских звезд, довольствуясь счастьем танцевать на сцене Большого. Родись на тот же десяток позже – мог бы спокойно покорять мир, заключать любые контракты, не опасаясь обвинений в предательстве. Но самые плодотворные для танцовщика годы пришлись на эпоху застоя, когда признаки государственного неблагополучия проникли даже в закулисную жизнь ведущего театра страны.

Он пришел в Большой, когда там открыто враждовали три группировки – Григоровича, Плисецкой и Васильева. Саша попал под жернова их амбиций, когда не смог отказать Майе Плисецкой готовить партию Вронского во втором составе «Анны Карениной», а позже стать ее партнером в «Лебедином озере» и «Кармен». Решение навлекло на него гнев главного балетмейстера, который враз забыл про обещания дать молодому солисту ведущие партии в своих спектаклях и классическом репертуаре. Со временем Григорович сменит гнев на милость, сделает с ним мощного в художественном плане Тибальта в «Ромео и Джульетте», а в планах значился Дон Жуан, иные новые роли. Да только терпение артиста истощилось и веры обещаниям не осталось, потому на гастролях в Америке он попросит политического убежища.

Этот поступок для него даже не был вопросом выбора. Он стал невозвращенцем, потому что не мог поступить иначе: «У меня было такое, что вот останусь я, черт вас всех подери, сбудется это. Потому что я умом прекрасно понимал, что если бы я вернулся, – то дело, конечно, не в профессии, до пенсии я бы дотянул, – но психологически это аут жизни… У меня не было особых сомнений, фифти-фифти, туда-сюда. Я не видел картины, что будет здесь, но я хотел. И, в общем, ситуация сработала», – так он объяснял ситуацию Соломону Волкову.

 

Спираль невезения

Решение Годунова остаться в США, а его жены, Людмилы Власовой, вернуться на родину, вызвало скандал небывалого накала, за которым по телеэкранам следили люди по обе стороны Атлантики. Семейный конфликт артистов балета решали сильные мира сего – спецпредставители ООН, президент Дж. Картер, генсек Л. И. Брежнев, ФБР, КГБ, а Иосиф Бродский был у Саши переводчиком. Трое суток американское телевидение вело прямые репортажи из нью-йоркского аэропорта, где спецслужбы США держали у взлетной полосы самолет «Аэрофлота». Жена беглеца находилась на борту среди более сотни пассажиров. Ее, как считали американские власти, насильно отправляли на родину, но Мила стояла на своем: «Мой муж принял решение остаться, а я – вернуться домой, к маме». Официальные лица отступили, и лайнер после 73-часового задержания самолет взял курс на Москву.

В Америке Годунов хотел одного – танцевать, открывать новые горизонты творчества. Только Америка вначале видела в беглеце лишь нового секс-символа, разлученного властями со своей Джульеттой, а не великим танцовщиком современности. С одной стороны – сказались невыездные годы, когда в расцвете карьеры он был вынужден разъезжать по провинциальным театрам страны, и Запад его не знал. С другой – злосчастное стечение обстоятельств.

Годунова многие считают везунчиком, что ему все подавалось на блюдечке с золотой каемочкой, что он играючи осуществлял любые мечты и завоевывал вершины, на которые иные, пролив тонны пота, поднимаются годами. Только его судьба – вечное преодоление препятствий. Эзотерики бы сказали, что он сам накликал беды и неудачи, когда в канун своего совершеннолетия признался: «Я невезучий, я в этом убедился. Не знаю, может быть, я еще очень молод, но так не везти может только мне». Хотя речь в письме шла о сердечных ранах (Саша был влюбчивым малым), но неблагоприятные ситуации сопровождали его постоянно. Так было с Большим, куда он попал на падающей творческой волне самого театра и разгорающихся межличностных конфликтов ведущих мастеров советского балета. Так случилось и с Американским балетным театром (АБТ), где он тоже появился явно не вовремя.

 

Без вины виноватый

 

Саша не знал, подписывая престижный контракт через месяц после побега, что в театре вовсю бастует кордебалет, требуя повышения ставок. Вопреки господствующему мнению, что забастовку вызвал небывало высокий гонорар новой русской звезды, это не так. Ведь о ее начале артисты предупредили дирекцию еще весной, когда никто не знал, приедет ли Годунов на гастроли или, как обычно, ему скажут: «У вас виза не готова». И, конечно, никто не предполагал, что он останется и его действительно пригласят в АБТ.

Все же рикошетом Сашу задело. Спустя полтора месяца газеты писали: «Кажется, все идут не в ногу в Американском балетном театре, где уже полгода продолжается конфликт руководства и 77 артистов по поводу зарплаты и командировочных. Недавно появилась еще одна причина – люди вполголоса стали возмущаться, что советскому перебежчику была предложена шестизначная зарплата». Кордебалет счел, что такое решение идет в ущерб их материальных запросов. В итоге взаимных обвинений руководство не нашло иного выхода, как объявить локаут, – первую «забастовку наоборот» в истории коллектива. Двери театра закрыли на ключ и артистам объявили, что все – свободны.

Так Годунов, мечтавший о свободе творчества в свободной стране, вновь попал в омут закулисных интриг. Однажды в Большом театре он писал заявление об увольнении по собственному желанию «в связи с моральной и творческой неудовлетворенностью», вот и теперь сам прерывает контракт с Американским балетным театром. Прессе скажет: «Я искренне считаю, что, как самый новый солист театра, не должен быть причиной раскола между балеринами и руководством. Надеюсь, что результатом моего ухода станет более гармоничная атмосфера между двумя сторонами, и их противостояние закончится». (Саша ошибся, противостояние длилось до конца января).

От такого финала балерины оторопели. Стремясь изменить ситуацию, они публикуют в прессе обращение: «Мы искренне сожалеем о решении Годунова прервать свой контракт с АБТ… Мы просим, чтобы он пересмотрел свое решение и по-прежнему оставался членом нашей компании. Мы расцениваем большой привилегией танцевать с ним на одной сцене и считаем за честь оставаться его друзьями».

Одновременно директор и основательница театра Люсия Чейз с горечью призналась: «Мне жаль, что из-за неспособности компании урегулировать трудовой спор, Александр Годунов вынужден уйти в другое место, чтобы танцевать. Я понимаю его желание: он должен выступать. Но мы с нетерпением как можно скорее ждем его возвращения».

 

Возвращение триумфатора

 

Сегодня нет автора, кто бы не писал о крахе Годунова в Американском балетном театре; что, оказавшись в свободном полете, он полгода пребывал в депрессии, почти не выходил из своей маленькой комнаты и пил запоем. Но это не соответствует реальности. Он продолжал репетировать, а в начале декабря полетел в Западный Берлин по приглашению Немецкой оперы. Именно на сцене Дойче опер 7 января он блестяще выступил в «Жизели», а затем и в «Лебедином озере» с великолепной Евой Евдокимовой.

Европейский дебют Годунова произвел такой фурор, что эхо успеха немедленно докатилось до Америки. Взбудораженная дирекция АБТ, поняв, артиста какого уровня потеряли, срочно связалась с танцовщиком и попросила «прилететь хотя бы на день», чтобы возобновить контракт.

Вскоре Саша приземляется в Нью-Йорке, где его встретили газетные заголовки: «Возвращение триумфатора!». По новому контракту беглец становится премьером труппы и участвует в большом американском турне в честь 40-летия театра. Впервые после побега Годунов выступил перед американским зрителем в юбилейном гала-концерте, который прошел в Чикаго. Он танцевал с Натальей Макаровой па-да-де из «Дон Кихота».

Судя по американской прессе, в АБТ Годунов получил желаемое. Помимо любимой классики, он танцевал «Тему и вариации» Баланчина, «Павану мавра» Хосе Лимона, которую прекрасно приняли зрители престижного фестиваля в американском Сполето, сотрудничал с афроамериканской труппой Алвина Эйли, с ведущими хореографами страны. Хотел, да и мог бы за два с половиной года сделать еще больше, но планы сорвал вынужденный уход из Американского балетного театра, как оказалось – навсегда. Сейчас пишут, «из-за конфликта с Мишей Барышниковым». В его суть, впрочем, никто не углублялся. «Так понятно же!», – воскликнет каждый, кто наслышан о пристрастии Годунова. И попадет пальцем в небо.

  

По гамбургскому счету

Бывшие рижане Барышников и Годунов – классическая пара друзей-соперников, которые шли, наступая друг другу на пятки, и стали мировыми звездами. Если первого называют Моцартом в балете за легкость и полетность, то Годунова по экспрессии, мощи и трагедийному накалу можно сравнить с Бетховеном. Но если музыканты признали гениальность обоих композиторов, то многие балетоманы оспаривают право солистов одновременно находиться на вершине балетного Олимпа. Причина расхождения во мнениях – чисто субъективная, считает американский критик Джон Бреннер. Сравнив исполнение обоими партии Зигфрида в «Лебедином озере», он сделал категоричный вывод, что они – разные, но оба прекрасны. А кто из них лучше – вопрос только личного предпочтения каждого критика и каждого зрителя.

Сама судьба долго, до самой Америки, оберегала бывших одноклассников от выяснения кто есть кто по гамбургскому счету. В 1969-м они могли участвовать в Первом Международном конкурсе артистов балета в Москве, но Годунов уехал с «Молодым балетом» на гастроли в Австралию. В итоге оба получат медали одинакового достоинства, но с разницей в четыре года: на первом конкурсе золото завоюет Миша, на втором – Саша. Они могли встретиться в труппе Кировского театра, где Барышников был солистом и куда Годунова брали на ведущие партии. Но от предложения Саша отказался, потому что «в театре бардак, мне не понравилось, и к тому же сейчас опять появилась надежда» поступить в Большой. Они могли, наконец, оба танцевать в Москве: Миша, недовольный творческим застоем в родном театре, пытался поступить в Большой, но его не приняли.

Звездный старт они взяли практически одновременно и шли ввысь параллельными орбитами. Быть может, Миша оказывался первым на контрольных вехах судьбы. Первым покинул Ригу и звание Заслуженного артиста ему присвоили на несколько лет раньше. Наконец, он первым остался в Америке и уже был ведущим солистом АБТ, когда на то же положение пришел Годунов.

Спектакли шли ежедневно, работы хватало обоим. Трения начались, когда Барышников стал художественным директором театра. Мало того, что в классике Годунов был с ним на равных, так еще возмечтал танцевать балеты Баланчина, где Миша блистал единолично! «Аполлона Баланчин дал только мне, а «Блудный сын» поставлен на невысокого танцовщика», – резко пресек он желание одноклассника пополнить свой арсенал новыми партиями. Вдобавок Барышников вообще убрал из репертуара классические балеты. На этом основании он отказался подписывать с Годуновым новый контракт, которой Люсия Чейз продлевала каждый сезон. Саша с возмущением услышал, что в его услугах больше не нуждаются: «Я думаю, если вы являетесь художественным руководителем, то должны говорить с людьми, которые работают у вас. Должны сами сообщить танцору хорошую или плохую новость, а не просто передавать через других, что ты уволен. Меня выбросили как картофельную шелуху».

Сегодня утверждают, что Годунов не пользовался успехом зрителей, не оправдывал слишком высокий гонорар и любил выпить. Только американская пресса в те дни писала иное. Исполнительный директор театра Герман Kрaвитц заявил на брифинге, что «бывшая звезда балета советского Большого театра, уволен, поскольку компания в корне изменила свой репертуар на следующий сезон, исключив из него „Жизель” и „Лебединое озеро”, наиболее известные балеты с участием г-на Годунова. Его гонорар не обсуждался, и говорить, что артиста уволили из-за денег – явная ложь. Он замечательный танцовщик, просто театр сейчас делает акцент на балетах другого стиля. Между артистом и компанией отношения по-прежнему остаются очень сердечными, и я надеюсь, что он вернется». Вы можете представить ситуацию, что артиста увольняют за неспособность привлечь зрителей и пьянство, но при этом громогласно надеются на его возвращение и сохранение с ним сердечных отношений?

Кстати, аргумент «не собирал зал» тоже звучал в прессе, да только в отношении Барышникова, когда через пять лет не продлили его контракт. Художественного руководителя обвиняли в том, что он вогнал театр в финансовую бездну, приняв ошибочное решение распрощаться с классикой, столь любимой зрителем, и переключиться на модерн. Новое направление противоречило давним традициями АБТ и, главное, не понравилось публике. Она прореагировала кошельком, перестав покупать билеты «на балеты другого стиля».

 

Признание Голливуда

 

После ухода из АБТ Саша с концертной труппой «Годунов и звезды» за месяц гастролей зарабатывает свой первый миллион долларов. Только деньги для него не были самоцелью, и когда почувствовал, что за пределами балета идет не менее увлекательная жизнь, он в одночасье бросает сцену. Уйти на пике творческих возможностей – его личное решение.

Он приходит в Голливуд и снимается в тех кинофильмах, которые сам выбирает из множества предложений, поступавших к нему ежедневно. Уже в первом фильме «Свидетель», исполняя роль второго плана он, по признанию критики, затмил главных героев. Во втором, комедии «Прорва», с блеском играл ироничного и экспрессивного дирижера. А третья кинороль в «Крепким орешке», принесла ему мировую славу. Всего же в Голливуде он снялся в семи картинах.

Психологическая мелодрама, боевик, комедия, фантастический триллер – фильмы, различные по жанру, сюжетам, воплощаемым образам. Причем, Годунов сразу отбрасывал сценарии, где ему предназначалось играть танцовщиков, русских шпионов и даже самого себя в биографических лентах, и также отказывался от всевозможных вариаций уже сыгранных ролей. «Не хочу повторяться», – признался он в интервью, чем опять вызвал скандал. Теперь в киношной среде.

Вскоре в той же «Лос-Анджелес таймс» появилось письмо возмущенного кинодеятеля, заявившего, что Годунов «совершил несколько голливудских грехов». Во-первых, его внешность просто создана для злодеев и непонятно, почему он отказывается от предложений в духе «Крепкого орешка». Во-вторых, он оскорбил всех великих актеров, которые всю жизнь играют одну и ту же роль и не считают это зазорным. Ну, а в-третьих, он, по сути, предупредил Годунова в ошибочности его стремления к разнообразию и желанию каждый раз поднимать выше профессиональную планку: «Вам не удастся добиться успеха в Голливуде, сообщая потенциальным работодателям о таком походе… Я, кинорежиссер, не уверен, что хотел бы видеть вас на съемочной площадке».

Имя этого режиссера нам ничего не говорит, зато истинное отношение американских артистов к Годунову показывает трогательно-печальный эпизод на церемонии «Оскар-96». По традиции перед объявлением лауреатов престижной премии вспоминают мастеров киноискусства, ушедших в минувшем году. Их было немало. Имена одних встречали молчанием, других одаривали прощальными аплодисментами, и лишь на кадрах из фильма «Свидетель» с титром «Александр Годунов, актер» зал взорвался овациями и криками «Браво!».

Столь искренняя реакция со стороны киноакадемиков и кинозвезд лучше всяких слов говорит, что он смог достичь многого. Он не прозябал в депрессии, а жил полнокровно и насыщенно с внутренним ощущением свободы, которую сам определял, как возможность «делать то, что я хочу. Жить, как мне нравится. Не бояться самовыражения. Не бояться, что каждую минуту тебя могут предать. Совершать то, что даже в самых безумных мечтах казалось абсолютно нереальным».

Именно таким энергичным, здоровым, свободным, с большими планами на будущее увидели Сашу родные и друзья, когда в апреле 1995-го он впервые после побега приехал в Ригу. Потому месяц спустя так оглушила всех внезапная смерть танцовщика, точную дату которой он унес с собой…

 

 

Фото с медийных сайтов и из личного
архива автора

 

 

Копирование запрещено.