Музыкальную вагнериану Валерия Гергиева в Мариинском театре продолжила легендарная постановка Тони Палмера «Парсифаля»

 

 

Над театральным воплощением средневековой поэмы Вольфрама фон Эшенбаха Рихард Вагнер работал больше половины жизни — 37 лет. С самого начала оперу окружал ореол таинственности, подогреваемый 30-летним запретом на ее исполнение где бы то ни было, кроме «Дома торжественных представлений» в Байройте — месте мировой премьеры в 1882 году. По сей день появление «Парсифаля» в афише любого театра мира — это всегда экстраординарное событие. В России же его можно увидеть и услышать только в Мариинском театре.

«Парсифаль» с его религиозной тематикой, побудило как поклонников, так и врагов наделить мистерию своего рода святой аурой. Это одна из самых интересных опер для постановки, предлагающих неисчерпаемый материал для интерпретации, раскопок смысла, наложения идей, которые обычно глубоко скрыты в тексте. Она настолько сложна — философски, психологически, религиозно, музыковедчески, — что режиссеры, скорее всего, ошибаются, включая слишком много в свою постановку. Композитор рассказывает историю о том, как один человек может спасти другого и тем самым спасти себя. Герой смог из состояния полного равнодушия к чужой жизни стать эмпатичным и перенять чужую боль на себя.

Действие оперы открывается тем, что рыцари святого Грааля ожидают обещанного пророчеством «любовью мудрого простеца святого», который должен излечить короля Амфортаса от раны нанесенной копьем Лоэнгрина. Король соблазнился ведьмой Кундри, а злой чародей Клингзор тем временем похитил его копье и нанес ему незаживающую рану. В замок приходит Парсифаль – невинный юноша, которого принимают за давно ожидаемого спасителя. Однако его невинности не достаточно для спасения, ему предстоит долгий путь познания страдания, покаяния, сострадания, и любви, чтобы выполнить свою миссию. Пришедший покаянным грешником, он подымается с колен уже королем святого Грааля во всем сиянии своей силы и душевного спокойствия.

Легендарная постановка 1997-го года британского режиссера Тони Палмера в декорациях Евгения Лысыка торжественной мистерии Рихарда Вагнера «Парсифаль» в очередной раз увенчалась заслуженным успехом. Палмеру удалось сделать яркими длинные сцены повествования и противостояния оперы. На исторической сцене Мариинского театра этот спектакль приобретает особое символическое звучание. Атмосфера, пропитанная благовониями, медленная процессия и буквальное воспроизведение христианских ритуалов придали спектаклю особую литургическую атмосферу, которая сама по себе имеет множество преимуществ.

Вся гармоническая основа оперы отличается необыкновенной прозрачностью и подвижностью, а характер инструментовки настолько тонок и нежен, что вполне передает иллюзию грезы и видения.

Дирижирование маэстро Гергиева представляло вагнеровскую партитуру как напряженное (хотя, конечно, чрезвычайно затянутое) размышление о боли и внутреннем конфликте. Конечно, в «Парсифале» этого и так много, но в этом исполнении передавалось особенно. И все же в самой музыке есть еще кое-что — болезненная чувственность второго акта и нежное примирение и искупление в финале. Гергиеву успешно удалось передать эти качества. Его мистической интерпретацией хотелось долго наслаждаться.

Отдельный респект можно смело адресовать ведущим солистам Мариинской оперы, певшим в тот вечер необычайно драматично и выразительно. Михаил Векуа ярко сиял в роли Парсифаля с героическим тоном и твердыми высокими нотами, никогда непринужденными. Убедительным в роли Амфортаса оказался опытный вагнеровский бас-баритон Евгений Никитин, который всегда насыщает свою замечательную дикцию предельно выразительной фразировкой и предлагает истинное воплощение, добавляя к своей концентрированной проекции глубокую характеристику текста.   Честолюбивый колдун Клингзор Михаила Петренко напоминал вид настоящего извращенца, который находил удовлетворение в гибели своих близких, не подозревая о том, что сам же на нее и обречён. В то время как Гурнеманц Юрия Воробьева был неединственным солистом, пытавшимся донести мудрость своего персонажа до публики, временами его вокал был настолько чистым и сосредоточенным, что только послужило на пользу харизматичной игре артиста. В партии искусительницы Кундри предстала Юлия Маточкина, отменно выразившая ярость и драму своей героини. Пылкая и страстная она стремилась к божественной любви, невзирая ни на какие преграды.

 

Автор — Наташа Разина © Мариинский театр