«Мадам Баттерфляй» открыла сезон театра Ла Скала
Трудно поверить, что миланский театр Ла Скала ни разу не открывал сезон оперой Пуччини. Пуччини, подобно Верди, национальный идол, его оперы по количеству постановок занимают рекордное место не только на родине, но и во всем мире, наряду с «Волшебной флейтой», «Травиатой» и «Кармен». И все же факт налицо: в течение тридцати трех лет в традиционный вечер Сант-Амброджо на публику с афиш смотрели имена Моцарта, Верди, Вагнера, но не Пуччини. Открытие сезона 2016–2017 воздало должное любимому композитору примадонн.
«Бабочка» появилась на сцене не во всем привычном виде. Ла Скала выбрал для исполнения первую версию, ту, что с треском провалилась на премьере на этой же сцене 17 февраля 1904 года. Пуччини с горечью описал фиаско оперы, в которую он вложил так много сердца: «люди свистели, хохотали, рычали». Существует неподтвержденное предположение, что вдохновителем этого чудовищного бедлама был издатель Сонцоньо, соперник Рикорди. С того печального момента ни одна опера Пуччини не была поставлена впервые в Ла Скала, за исключением неоконченной «Турандот». А «Мадам Баттерфляй» всего три с половиной месяца спустя, 28 мая 1904 года, была показана с некоторыми изменениями в соседней Брешии, где и снискала заслуженный успех, который сопутствует ей до сих пор в театрах всего мира. Изменения не были радикальными: выход Чио-Чио-Сан, в котором ее пленительный лейтмотив звучал более акцентированно, несколько сокращенная предсмертная ария, разделенный на две части слишком продолжительный второй акт, красивый романс Addio fiorito asil, «подаренный» Пинкертону и смягчивший откровенно отрицательный образ янки, охотящегося за экзотическими девочками, сокращение партии Якусидэ.
Можно спорить о том, нужно ли обращаться к первой версии «Мадам Баттерфляй»: ведь сам Пуччини отредактировал ее. В театре Ла Скала уже были осуществлены подобные эксперименты: неоконченная «Турандот» звучала с финалом, написанным Лучано Берио, а «Девушка с Запада» – в версии Метрополитен-оперы. Возрождение первоначальной «Баттерфляй» продолжило эту традицию.
На сцене театра Ла Скала предстал спектакль в обличье красивом, элегантном и тонком, созданном латвийским режиссером Алвисом Херманисом в сотрудничестве с итальянской художницей Лейлой Фтейта. Сказочная Япония тихонько подкралась к сердцам зрителей и нежно заворожила их всем, что приписывает ей коллективное сознание: хрупким домиком, из окон которого видно море, расписными ширмами, тонкими рисунками на рисовой бумаге, изумительной красоты кимоно (художница по костюмам Кристине Юржане). И нежные розовые цветы вишни повсюду: за окном, на полу, в волосах девушек. Миланская «Баттерфляй» словно утонула в прозрачных лепестках. Вклад в деликатное очарование спектакля внесли Глеб Фильштинский (художник по свету), Инета Сипунова (видеопроекция), Алла Сигалова (хореография).
Режиссура Херманиса может быть определена как скромная поддержка исполнителей. Его руки почти не чувствовалось или чувствовалось мало. Разве что латышский мастер обнаружил некоторую боязнь пустоты, заполнив сцену артистами миманса в момент проникновенного звучания хора с закрытым ртом, и не оставил Баттерфляй одну в момент самоубийства. Спектакль был слегка стилизован под традиционный японский театр Кабуки, но эта стилизация была самой осторожной и едва ли не незаметной. Может, оно и к лучшему? Почти превосходный состав исполнителей с толком сделал свое дело, спев и разыграв разрывающую сердце трагедию маленькой японки. При мысли, что мог бы сотворить из нежного творения Пуччини склонный к эксцессам представитель «режоперы», даже у толерантного автора этих строк возникло чувство страха. Непонятным осталось присутствие на афише имени драматурга Оливье Лекса.
Уругвайская сопрано Мария Хосе Сири хорошо знакома ценителям вокального искусства, которые имели возможность слушать ее в генуэзском театре Карло Феличе, Арена ди Верона и том же Ла Скала в партиях Аиды и Донны Анны. У нее очень красивый, полный голос, звонкий и сияющий, мягкое звукоизвлечение, пленительная манера держаться на сцене. Мария Хосе – не просто хорошая вокалиста, но с первых нот завоевывающая ваше сердце художник звука. На премьере ее интерпретация не была лишена некоторых недостатков, как, к примеру, чуточку тусклый звук в выходе Чио-Чио-Сан, что легко можно приписать волнению. По ходу спектакля певица играла и пела все уверенней и в конце концов попросту сразила зрителя исполнением предсмертной арии «Tu! Tu! Tu! Piccolo Iddio!», полным трагического накала.
Рядом с такой Баттерфляй странно выглядел американский тенор Брайан Химель, которого природа наградила неплохим материалом, но весьма неудовлетворительно использованным в партии Пинкертона. В первой версии японской оперы Пуччини, лишенной романса Addio fiorito asil, тенору мало что есть попеть, если не считать красивого дуэта в конце первого действия. Лохматый и полноватый Химель, обладающий недурным, ярким и светлым тембром, но начисто лишенный того, что в итальянском языке звучит как classe, почему-то без конца срывался на крик или же, говоря попросту, орал. Американский тенор не доставил удовольствия глазу публики, а ухо немало утомил. Публика выразила ему вежливое неодобрение.
Чудесной, волнующей Сузуки предстала Аннализа Строппа. С точки зрения отточенности вокала и совершенства актерского мастерства ей не уступил известный баритон Карлос Альварес – Шарплес.
Пуччини, которому была свойственна обеспокоенность качеством исполнения ролей comprimario в собственных операх, искренне порадовался бы, услышав многочисленных исполнителей вторых ролей в новой миланской «Мадам Баттерфляй»: Николь Брандолино (Кейт), Карло Бози (Горо), Костантино Финуччи (принц Ямадори), Абрамо Розелен (Бонза), Леонардо Галеацци (Якусидэ), Габриэле Сагона (императорский комиссар).
Подлинным героем миланской премьеры стал дирижер Риккардо Шайи, превосходный музыкант, выдающийся дирижер, которому, возможно, нет равных, когда речь идет об интерпретации музыки Пуччини. Шайи купался в волнах пуччиниевского мелоса и плотной, рафинированной оркестровки, сведя в идеальное целое солистов и артистов хора, не допустив ни малейшей помарки в массовых сценах и ансамблях. Его темпы порой были чуть замедленными, и в отдельных местах замечалось чуть хрупкое, облегченное звучания, но все эти детали лишь подчеркивали невероятную гибкость, с которой дирижер провел оперу. Не говоря уже о любви к певцам, сотрудничество с которыми могло быть оценено как идеальная гармония.
Несомненный успех миланского храма оперы!
Benvenuta, Butterfly! Добро пожаловать, Бабочка!
Foto Brescia&Amisano
Пока нет комментариев