На Новой сцене Большого театра проходят выступления берлинской Комише Опер, показывающей в рамках Чеховского фестиваля свою знаменитую версию моцартовского шедевра
Одна из популярнейших опер всех времен и народов по сей день остается также и одной из наиболее дискуссионных. Что театрам делать с «Флейтой»? Ставить «так, как Моцарт написал», да еще и в соответствии с «принципами исторически информированного исполнительства», или, напротив, «искать актуального звучания» ?.. Подобные ответы на самом деле мало что дают. Попытки рассматривать ее как философскую притчу, замешенную на идеях и ритуалах масонства, что вроде бы соответствует авторскому замыслу, редко приводят к сколько-нибудь убедительным результатам, как правило, лишь утяжеляя моцартовский шедевр, – вне зависимости от того, используется при этом оптика эпохи Просвещения или новейших времен. Можно, конечно, не мудрствуя лукаво, ставить «Флейту» просто как сказку, ориентируясь преимущественно на детскую аудиторию, – такой подход вполне правомочен, но почти никогда не порождает подлинных художественных открытий. Что касается «принципов исторически информированного исполнительства», то их соблюдение или несоблюдение применительно к Моцарту в целом и к «Флейте» в особенности остается лишь частным моментом, мало что решая в существенном плане. И в любом варианте присутствует проблема пространных разговорных диалогов, помимо всего прочего, чрезмерно затягивающих представление. Не случайно в последнее время некоторые постановщики обходятся даже и вовсе без них. Барри Коски находит свой ответ на все эти вопросы – конечно, не единственно правильный, но более чем убедительный. Его «Флейта», поставленная в Комише Опер еще в 2012 году, продолжает собирать аншлаги и привлекать зрителей (и критиков) разных стран. Теперь, благодаря Чеховскому фестивалю, ее смогли увидеть и оценить и в Москве.
Что сделал Барри Коски? Он пригласил в постановочную команду Сьюзан Андрейд, создательницу и руководительницу знаменитой лондонской «Компании 1927», и ее соавтора-аниматора Пола Бэрритта. Общими усилиями (включая сценографа и автора костюмов Эстер Биалас, а также художника по свету Диего Литца) они создали театрально-мультимедийное представление, в котором теснейшим образом переплетены кино, анимация, компьютерная графика, поп-арт, и собственно театр. Каждый из элементов совершенен и сам по себе, но главный секрет состоит именно в их взаимодействии. Анимация и прочие эффекты не включаются в ткань спектакля в готовом виде, но как бы рождаются прямо у нас на глазах. За этими непрерывными метаморфозами следишь с широко открытыми глазами и блаженной улыбкой на протяжении всего спектакля. Но, пожалуй, больше всего восхищают мастерство и изобретательность самого Коски, умудряющегося совершенно поразительным образом «встраивать» в динамичные виртуальные «картинки» живых персонажей.
Иные приверженцы «глубокомысленных» трактовок «Волшебной флейты» упрекали и упрекают этот спектакль в китчевости. Но если даже они и не совсем уж неправы, то речь все же можно вести исключительно о китче высокохудожественном, достигающем высот подлинного искусства. Кто-то может сказать, что все это бесконечное и безудержное фонтанирование творческой фантазии идет зачастую поверх и помимо сюжета, приобретая самодовлеющий характер. Что ж, и в таком утверждении тоже будет доля истины, но ведь и сам сюжет таков, что, право же, лучше и не пытаться воспринимать его всерьез. Да и потом, «история любви» на самом-то деле никуда ведь не исчезает. А вот «оппоненты» – Царица ночи и Зарастро – в этом спектакле в общем-то стоят друг друга. Зарастро олицетворяет не столько мудрость, сколько бесплодную философию, а Царица ночи превращается в своего рода Царицу смерти, что воплощается в спектакле средствами мультипликационного «ужастика», использованными опять же весьма изобретательно.
Отдельно надо сказать о том, сколь остроумно и с блеском решают режиссер со товарищи пресловутую проблему диалогов. Их в спектакле никто не произносит, но они возникают в качестве титров на экране (что также становится своего рода аттракционом), и при этом дается аллюзия на манеру актерской игры в немом кино. Все это происходит под музыку Моцарта, но не из «Волшебной флейты»: используются его знаменитые Фантазии для фортепиано – до минор и ре минор. Конечно, с теоретической точки зрения, «дополнять» Моцарта, хотя бы даже и самим же Моцартом, «не есть хорошо». Но сделано это в спектакле столь органично, что никаких возражений не вызывает. (На пресс-показе в Москве вместо задействованного в Берлине хаммерклавира звучало обычное фортепьяно; насколько пострадал при этом задуманный эффект, могут судить лишь те, кто имел возможность сравнить оба варианта.)
Благодаря упомянутой комбинации с диалогами, протяженность спектакля заметно сократилась. Но все же, наверное, при другом качестве исполнения весь этот бесконечный парад аттракционов мог бы в какой-то момент и утомить. В Комише Опер, как мы знаем, не приглашаются звезды первой величины, а общий уровень отнюдь не всегда бывает достаточно высоким. К счастью, с «Флейтой» и в этом отношении все обстояло прекрасно. Мы услышали отличных Тамино (Жоэль Прието Леон), Памину (Адела Захариа), Царицу ночи (Кристина Пулици) и Зарастро (Богдан Талош). И кстати, вопреки прозвучавшему перед началом предупреждению, все они и на генеральной репетиции пели в полную силу. (Исключение в этом смысле составил лишь Рихард Шведа – Папагено.) Очень достойно играл оркестр Комише Опер под управлением Габриэля Фельца.
Можно, конечно, сказать, что доводилось нам слышать «Флейты» и получше. А вот про сценические версии подобное вряд ли скажешь. В качестве абсолютной вершины вспоминается лишь знаменитый фильм Ингмара Бергмана. Коски, конечно, далеко не Бергман, но и его спектакль – тоже в своем роде шедевр.
Фото Сергея Бирюкова
Все права защищены. Копирование запрещено.
Пока нет комментариев