Между созданием Девятой и Десятой симфоний Дмитрия Дмитриевича Шостаковича прошло немало времени – целых восемь лет. Годы эти были для композитора нелегкими: предыдущая симфония вызвала разочарование, не оправдав ожиданий, в 1948 г. Шостакович был обвинен в формализме, многие его творения оказались под запретом, последовали «проработки» на партийных собраниях, увольнение из консерватории… Дмитрий Дмитриевич был вынужден писать ради заработка музыку к фильмам и «идеологически безупречные» произведения – такие, как кантата «Над родиной нашей солнце сияет» и оратория «Песнь о лесах» – которые гарантированно не вызывали бы недовольства власть имущих и, соответственно, нового витка преследований.
Итогом этих тяжелых лет явилось создание Десятой симфонии – одного из наиболее сложных и глубоко личных творений Шостаковича. В силу обстоятельств работа над нею растянулась на годы: первые эскизы относятся к 1946 г., а годом ее завершения считается 1953 (впрочем, пианистка Татьяна Петровна Тарасевич-Николаева, которой Шостакович посвятил цикл прелюдий и фуг, утверждала, что композитор закончил ее несколько раньше – в 1951 г.). «Личный» характер произведения подчеркивается, в частности, обильным использованием сочетания ре – ми-бемоль – до – си (буквенные обозначения этих нот складываются в монограмму автора – DSCH).
Первая часть симфонии – Moderato – открывается мрачной главной партией, начинающейся в низком регистре и постепенно распространяющей свою фактуру на всю струнную группу. Развертывание главной партии, кажущееся безнадежным в своей бесконечности, доходит до исполненной отчаяния «речи» скрипок, которой «отвечают» мертвые, застывшие хоральные аккорды духовых. Этому мрачному размышлению противостоит проникновенное соло кларнета – но мелодия эта слишком слаба, чтобы принести какую-то надежду. Сумрачно звучит побочная партия у флейты, играющей в низком регистре в сопровождении пиццикато струнных. Эта трехдольная тема, которую перенимают и развивают то струнные, то фагот, подобна медленному вальсу – но именно подобна, а не является им: живого движения, свойственного этому танцу, в ней нет, и развертывается она с такой же безысходной бесконечностью, как и главная партия. То же состояние тяжких размышлений, прерываемое драматическими всплесками, господствует и в разработке, и в репризе – некоторое просветление возникает только в коде, в хорале струнных и «убаюкивающем» высказывании флейты-пикколо.
Во второй части – скерцо – композитор представляет враждебные образы. При этом используются типичные для симфоний Шостаковича средства их представления – вихревое движение в сочетании с устрашающей маршевой поступью и фанфарными оборотами. Но – в противоположность многим другим подобным мрачным скерцо – здесь представлены и противостоящие силы – такова, в частности, тема, напоминающая пролог из оперы Мусоргского «Борис Годунов». Это противостояние пронизывает все разделы трехчастного скерцо.
Тема-монограмма – D-Es-H-C – появляется в третьей части, что позволяет считать ее своеобразным «автопортретом» композитора – не случайно эта тема пронизывает собою всю часть. Здесь, как и в Девятой симфонии, можно усмотреть перекличку с Густавом Малером, на этот раз – с «гласом вопиющего в пустыне» из его Второй симфонии. Все в этой медленной части пронизано ощущением «вопросов без ответов».
Весьма необычно выглядит начало четвертой части: не сразу устанавливается быстрый темп, ему предшествует такое же состояние сосредоточенного, мрачного размышления, какое присуще было первой части, здесь оно выражено в сменяющих друг друга «высказываниях» различных духовых инструментов. Интонации главной партии постепенно формируются, звуча поначалу неуверенно – но вот, наконец, Allegro: главная партия заявляет о себе, возникая в подлинном своем облике – легкая и стремительная, словно ответ на долгие сомнения. Побочная партия не контрастирует главной – она тоже проносится в этом стремительном потоке, в который вплетается даже возвращение темы из скерцо. Музыкальное развитие внезапно обрывается в кульминации, чтобы после генеральной паузы уступить место теме-монограмме. С этого момента она не исчезает вплоть до стремительной, торжествующей коды.
Премьера симфонии состоялась в декабре 1953 г. в Ленинграде под управлением Евгения Мравинского. Несмотря на успех, дирижер опасался новых обвинений в адрес композитора и потому перед московской премьерой встретился с министром культуры и уговорил его посетить концерт. Мравинский не ошибся в своих расчетах – после этого министр на все выпады недругов Шостаковича отвечал только одно: «Я слушал эту симфонию, и она мне понравилась». Критики упрекали композитора в отсутствии «основ реалистической музыки» – в частности, напевности. Против таких обвинений возражал Давид Ойстрах, считавший, что эта симфония «глубоко нравственна и очень человечна, она полна искренних чувств великого художника и патриота».
Музыкальные Сезоны
Пока нет комментариев