Фото Натальи Разиной
В Мариинском театре в рамках XXIV музыкального фестиваля «Звёзды белых ночей» была показана премьера этого сезона – опера Камиля Сен-Санса по либретто Фердинанда Лемера «Самсон и Далила» в постановке Янниса Коккоса и его же сценографии. На Западе из русских певиц в этой опере блистали две изумительные Далилы — Елена Образцова и Ольга Бородина, обе в компании тенора «всех времён и народов» Пласидо Доминго (Самсон). В данной Мариинской постановке Ольга Бородина участвовать отказалась, так что в фестивальном спектакле во всей своей вокальной красе царила ещё одна великолепная меццо – Екатерина Семенчук. На партию Самсона был приглашен известный американский тенор Грегори Кунде, который в весьма не юном возрасте сохранил хорошую форму. Два превосходных мариинских баса – Михаил Петренко (Абимелех) и Станислав Трофимов (Старый иудей) и баритон Роман Бурденко (Верховный жрец Дагона) дополнили команду солистов. Симфоническим оркестром Мариинского театра дирижировал Валерий Гергиев.
В основу либретто «Самсона и Далилы» положена библейская история, рассказанная в 16-й главе Книги Судей, о том, как филистимлянка Далила (Далида), чтобы отомстить иудею-богатырю Самсону, под чьим руководством филистимляне были изгнаны из Газы, соблазнила его ложной любовью, и, выведав тайну его чрезвычайной силы, заключавшейся в его длинных, с рождения ни разу не стриженных волосах, лишила его этой силы, обрезав его волосы. Филистимляне ослепили и пытали ослабевшего Самсона, но и он в долгу не остался — обрушил храм Дагона на своих мучителей и сам погиб вместе с ними.
Постановщик-грек Яннис Коккос признаётся: «В спектакле я постарался сделать максимально ясной оппозицию двух обществ – и религиозную, в том числе. С одной стороны – иудеи, … с другой – филистимляне. … Эта история помещена мной стилистически и эстетически вне времени. … Я пытался избежать точного переноса в современность (А зачем этот перенос? – Л.Л.), но всё происходящее на сцене так или иначе приближено к нам. … Библейский контекст, конечно, тоже присутствует в некоторых элементах постановки, но не является ключевым». Так легко и просто Коккос затесался в незваные соавторы Сен-Санса и Лемера и диктует им свои условия! Хотите, господин Коккос, ставить современную историю, так оставьте в покое Сен-Санса с его «Самсоном и Далилой», а закажите ныне живущему композитору музыку, сочиняйте либретто про трансвеститов – и вперёд, к победе коммунизма!
Фото Натальи Разиной
Яннис Коккос позиционирует себя как сценограф и дизайнер и скромно сообщает, что в оперную режиссуру пришёл из сценографии. Судя по мариинскому «Самсону», лучше бы не приходил. Но и художник-сценограф Коккос сомнительный. На сцене всё время висят какие-то длиннющие изогнутые под странными углами трубы с острым свободным концом. Это острие время от времени нацеливается на главных героев (если певец-солист умудрится встать или сесть вблизи него). Вместо дома Далилы в пышном саду – какая-то закрученная в полуспираль синяя башня без окон и дверей, но со щелью, из которой во втором акте появляется Далила. Вместо храма Дагона – ночной клуб в неоновых огнях. Костюмы (в соавторстве с Паолой Мариани) – в таком же духе: современные пиджаки с белыми рубашками (в первом акте), эстрадные платья дам – во втором.
Никакого развития событий: персонажи оперы вышли, поозирались, сели, встали и ушли. Зачем вышли, «догадайся, мол, сама». Догадаться, конечно, не сложно, особенно, зная сюжет, но зачем тогда режиссёр?
Вместо того, чтобы раскрывать психологические нюансы библейской истории, Коккос эксплуатирует тему «фашисты против евреев»: тут вам и Гитлер, и Мюллер, вот Еву Браун не узнала. Может, её и не было. Но зато толпилось много Гитлеров-клонов, костюмы которых по покрою были такими же, как у германской армии времён Второй мировой войны, а цвет — синий, какой был очень популярен в 1960-е-1970-е годы у советских швейных фабрик, выпускавших сатиновые халаты для уборщиц. Короче, «смешались в кучу кони, люди» и задавили суть.
Нет всевременья, господин Коккос и иже с ним, нет! Не существует! Всё, абсолютно всё, происходит здесь и сейчас или происходило там и тогда. Назвался режиссёром, пойди туда и сделай, как тогда, но так, чтобы нам было интересно здесь и сейчас. Эк, я хватила! Такое могут создать всего несколько имён в мире, а греческий постановщик и рядом с ними не стоял.
Когда Далила показывает залу клок коричневых волос, отрезанный у Самсона (выглядело это так, что она показывает не своим соотечественникам-филистимлянам, а именно зрителям), то оперная условность окончательно уступает место халтуре. У Самсона, как известно, длинные чёрные волосы («семь кос»), у Грегори Кунде – седая шевелюра до шеи (он так и выступал без парика), а у Далилы в руках – КОРИЧНЕВЫЙ клок… А к тому же в либретто написано, что Самсону обрезают все волосы, а не клок выдергивают. То есть визуальный ряд противоречит сюжету оперы. А, главное, такая «новация» ничем, кроме лени постановщика, не оправдана.
Фото Натальи Разиной
Спасал эту сценическую мешанину от полного провала отличный подбор солистов и, в первую очередь, дивный голос Екатерины Семенчук, удивительно подходящий для партии Далилы. Понимаю Самсона: устоять перед чарами женщины, обладающей таким голосом, невозможно. Да ещё вокальной техникой Екатерина владеет в степени совершенства, создающей у публики впечатление, что петь так — абсолютно естественно для человека. И актриса она великолепная. Даже среди труб, непонятной башни и пиджаков с галстуками Семенчук оставалась Далилой, неотразимая обольстительность которой надёжно скрыла коварство. А тембр её роскошного меццо местами был так похож на тембр Елены Образцовой, что просто мороз по коже. Недаром же говорят, что искусство творится на небесах. Наверное, Елена Васильевна, непревзойденная Далила своего времени, смотрела с небес, где она живет уже полтора года, на Екатерину Семенчук, кстати, обладательницу специальной премии Конкурса молодых оперных певцов Елены Образцовой, и пела свою Далилу вместе с ней.
Я не видела других спектаклей Коккоса, так что сравнивать мне не с чем, зато видела и не раз великие произведения сценографического искусства, поэтому имею представление о том, как МОЖЕТ быть. Так вот, постановка грека может НЕ БЫТЬ, в смысле, что лучше бы её не было вообще. Она ничего не добавляет ни оперному искусству, ни искусству сценографии. Наоборот, она искажает представление об опере «Самсон и Далила» и уничижает оперу, как жанр, из которого якобы можно делать что угодно. Ну, нет в «Самсоне» гламурных современных дам с голыми руками в длинных эстрадных платьях (которые при этом поют про тучные стада и плодородные поля!), нет мальчиков-трансвеститов в лифчиках и женских чулках (это у режиссёра сцена вакханалии), не милуются Самсон с Далилой на каких-то безымянных ступенях на безымянной же площади, словно дикие подростки с городской окраины! Нет бьющих в глаза аляповатых огней, как в ночном клубе с сомнительной репутацией (в сценах вакханалии и обрушения храма). Эти огни создают впечатление не обрушения большого здания, а замыкания системы подсветки в небогоугодном заведении или нападения бандитов на гламурную тусовку, вызвавшего её панику. Всё это не просто неуместно и бездарно, а, учитывая, что речь идёт о трагическом сюжете из Библии, сильно кощунством отдаёт. Очевидно, не зря в Англии существовал закон (а в Америке — предубеждение), согласно которому запрещалось изображать на сцене библейских персонажей. Вот почему в этих странах опера «Самсон и Далила» исполнялась в виде оратории. В Англии она не ставилась как опера вплоть до 1909 года, а в Соединённых Штатах, несмотря на несколько отдельных представлений ещё в XIX веке, вошла в постоянный репертуар «Метрополитен-опера» лишь в 1916 году.
Фото Натальи Разиной
Единицы способны достойно поставить «Самсона и Далилу», желающих же, как всегда, тьма. А на чужой роток не накинешь платок (хотя в оперной режиссуре можно и должно бы накидывать!). Вот и получаются трансвеститы в ночном клубе…
Нет желания у постановщиков слушать музыку оперы, которую они выбрали своей жертвой, читать, думать, понимать, наконец, то, что они собираются выносить на знаменитые сцены, а даже и на незнаменитые, ну, не беритесь за это! Зарабатывайте свой хлеб насущный тем, чем можете! Ан, нет, летят на оперу, как мухи на мёд, – такие гонорары, как за оперные постановки, едва ли где ещё можно заработать, не прилагая большого труда. Вот оно, объяснение «всевременья», «взгляда сегодняшнего дня», «нового» видения» и т.п. – Золотой телец! Поэтому и кочуют эти увы-режиссёры из страны в страну, театра в театр, плодя и размножая своё «всевременье». Если бы гонорары постановщикам платили в тех же размерах, что и другим простым смертным, часто намного более талантливым в своих областях, чем горе-постановщики, и намного менее ленивым, а оперный сверх-бонус – за художественные достижения в конкретном сценическом воплощении, то всех этих режиссёров-осовременщиков с оперных вершин тут же бы ветром сдуло и унесло без следа. Но для этого директора театров должны составлять договоры так, чтобы Золотой телец побуждал постановщиков ТВОРИТЬ, а не вытворять. И Валерий Гергиев, руководящий таким великим театром, как Мариинский, и имеющий колоссально высокую репутацию в мировом музыкальном сообществе, — в первую очередь! Оперный мир ему скажет за это большое спасибо.
Фото Натальи Разиной
предоставлено Пресс-службой Мариинского театра
Пока нет комментариев