С решимостью и яростной злобой

Чеховский фестиваль всегда полон музыки. То ли у директора фестиваля Валерия Шадрина с его опытом и безупречным вкусом такое понятие о современном театре, то ли действительно сегодняшние корифеи не обходятся без звуков, способных наполнить воздух особыми вибрациями.

Фото — Павел Антонов

Нынешний, XIII фестиваль, собранный отметить 25-летие этого нашего крупнейшего театрального праздника, снова весь был пронизан музыкой. Здесь традиционно много серьёзных танцевальных спектаклей. А открылся он 24 мая просто музыкальным представлением – сенсационной, полной забавной анимации моцартовской «Волшебной флейтой» берлинской Комише Опер, выдержавшей уже шестнадцать гастрольных туров. Завершился же 19-20 июля премьерой остро ожидаемого спектакля Анатолия Васильева «Старик и море» – с участием Аллы Демидовой как единственной исполнительницы и в сотрудничестве с мэтром современной музыки, философом, теоретиком, давно обособившимся от композиторской тусовки Владимиром Мартыновым.

Ждать-то можно, не меньше ждали «Школу жён» Мартынова в постановке Любимова в 2014 году в «Новой опере» – и что? Спросите, о чём это было – никто не вспомнит.

Ещё на осенней пресс-конференции в 2016 году, посвящённой программе юбилейного фестиваля, Анатолий Васильев, которого, как и Мартынова, редко увидишь на людях, заявил это название – «Старик и море», ошеломив заведомой невозможностью постановки такой совершенно «нетеатральной» повести. Скорее всего, создатели спектакля были сами заинтригованы конечным результатом не меньше своих будущих зрителей.

Перед премьерой в битком набитый зал Вахтанговского театра, где на почётных местах сидело немало ВИПов, включая – по центру – самого Валерия Шадрина и Каталин Любимову, вышел режиссёр-постановщик. И очень просто объяснил, почему спектакль посвящён Юрию Петровичу Любимову и его столетию:

– Есть люди, которые столько сделали, чтобы мы сидели сейчас в этом зале, чтобы мы были вот так одеты, чтобы мы были другие, с другими мыслями, другим сознанием… Одним из них был и остаётся Любимов.

Васильев попросил считать его работу (по форме – спектакль) некоей акцией, оммажем, поклоном великому режиссёру.

Почти час Алла Демидова, одетая в немыслимо грубую для неё чёрную робу, обутая в растоптанные массивные башмаки, сидя на стуле читала начало повести на фоне едва колышущихся прозрачных задников цвета светлой морской волны (художник – Пётр Попов; костюмы – Вадим Андреев; художник по свету – Тарас Михалевский).

– Всё у него было старое, кроме глаз…

Фото — Павел Антонов

Не так уж хорошо было её слышно – вспоминались 60-е годы, когда все театры работали без подзвучки. Пожалуй, лишь специфические мхатовские голоса пробивали зал до конца, и только маленькая любимовская «Таганка» с её ором, с её кромешным молчанием публики меньше всего в микрофонах нуждалась.

Через полчаса после начала наконец хоть что-то произошло: пошёл вверх один из полупрозрачных задников.

Но музыки всё не было. Несколько зрителей разочарованно покинули зал. В самом деле, что за удовольствие слушать это почти бормотание, которому место разве что у микрофона филармонического филиала?

Демидова скупа на жесты: пару раз, поднимая руку, выразительно топырит пальцы, живо показывая, кто кого и как поедает из морских обитателей.

В 20:00 в зале, то ли загипнотизированном, то ли уже сердито ожидавшим хоть какого-то действия, то ли уже призаснувшем, впервые зазвучала музыка, удивившая своим райским легкомыслием – но нет, это был всего лишь невыключенный мобильник.

И снова – лишь убаюкивающий голос Демидовой да поскрипыванье, постанывание старых стульев в партере.

И всё же скоро, с появлением пусть и кисейного, но тем более страшного образа гигантской рыбы, зазвучала мучительная низкая нота, тянувшаяся бесконечно. Контрабас гудел будто бы неведомой морской тайной, с мелкими, сменяющимися призвуками других струнных (музыка записана ансамблем Opus Posth под управлением Татьяны Гринденко). Это раскрашенное скрипичной рябью гудение будет возникать снова и снова, всё больше заставляя кишками чувствовать, в какую жуткую историю влип герой спектакля.

Фото — Павел Антонов

Последней передышкой перед битвой стал его сон – невесть откуда явился персонаж, категорически не мыслимый в морских просторах: презабавный разноцветный (особенно на однотонном фоне) лев наподобие китайского (а может, и в самом деле китайский), шевелящий мохнатыми ушами и качающий длинным золотым хвостом. Он, само воплощение безобидности, переступая мягчайшими лапами, как ни в чем не бывало (сон же!), неслышно проследовал из кулисы в кулису, заставив, наконец, оживиться тех, кто уже думал покинуть зал.

Вдруг ударил фонтан серебра, и ещё один, и ещё… Сцена закипела фокусными «брызгами», и – через полтора часа после начала спектакля! – пошла музыка. Неторопливая, торжественная, страшная, она в сцене борьбы с акулами разрослась в невероятной красоты гимн непокоряемой природе, а может, в звучащий символ трагического несоответствия физической хрупкости богоподобного человека его несгибаемому духу.

Фото — Павел Антонов

Когда-то Юрий Нагибин говорил, что глубокая драма Хемингуэя состояла в том, что он всю жизнь пытался доказать превосходство человека над природой, это желание сочится из многих его книг, да и сам он был настоящий охотник, путешественник, солдат, рыбак, покоритель женщин. Поняв, что человек в природе – лишь жалкая её часть, добровольно ушёл из жизни. Музыка Мартынова, как в лучших его сочинениях, заставляла размышлять о разнообразных гранях жизни и смерти.

Публику же, жаждавшую энтертейнмента (все спектакли Чеховского фестиваля неизменно зрелищны), вполне удовлетворили и бутафорские, но чрезвычайно искусные бегущие волны, и сияние брызг – едва ли не в той же степени, как и смешной лев, похожий на гигантскую игрушку ко дню рождения какого-нибудь инфанта.

Дважды в сценах битвы режиссёр прибегнул и к эффекту светового занавеса (изобретение Юрия Любимова) – когда его лучи накрывают зал от рампы под углом вверх.

Весь долгий фрагмент рукопашного боя рыбака с акулами, сопровождаемый почти оглушительной музыкой, прошёл под столь же оглушительную декламацию, записанную заранее – такого напряжения не выдержать никакому артисту. Демидова всё страшнее, всё реже выкрикивала каждое слово, её герой задыхался, он был на исходе сил, выхаркивая страшным голосом:

– Он ударил, ни на что не надеясь, но с решимостью и яростной злобой…

Трудно было уловить: добавил ли композитор к этой роскошной звуковой картине электронное звучание или показалось?..

Лишь к девяти вечера Демидова вновь стала читать вживую – умная, стального мужества и ни на что не разменянного профессионализма, великая трагическая актриса.

Приношение, столь неожиданное – кто бы ждал такого от трёх уже давно живущих на свете, бесконечно уставших от жизни и от её невзгод, всех наших общих и своих частных, – состоялось во всей своей красе и масштабе, завершив международную часть Чеховского фестиваля более чем достойно и ни на что не похоже.

Все права защищены. Копирование запрещено