2 января – день рождения Юрия Григоровича. Надеюсь, общую картину почитания и поздравлений смогут дополнить и мои краски. Они – в отрывках из рукописи книги о Саше Годунове.
Ю.Григорович поздравляет Годунова с победой на всесоюзном конкурсе артистов балета
Юрий Григорович открыл не только новые горизонты мирового хореографического искусства, но и новые имена. Одно из них – Александр Годунов. Только благодаря Юрию Николаевичу, отстоявшему молодого танцовщика в нелегкой битве с чиновниками министерства культуры СССР, мой друг стал солистом Большого. «Я был тем человеком, который способствовал его приходу к нам в театр», – признался в прессе Ю.Н. в 1977 году. Однако не менее важно свидетельство самого Саши. Еще в декабре 1969 года он писал маме: «Уйти в Большой пока я не могу, меня не отпускают. Правда, Григорович сказал, что поговорит с Чулаки, директором театра, только у Григоровича не очень хорошие отношения с Фурцевой, и поэтому очень мало шансов уйти мне сейчас. Но главное, конечно, это то, что я попадаю в Большой».
«Ты сказала Григу, что мы дружим? – заинтересовался Саша, когда я в подробностях сообщила ему о первой встрече с великим балетмейстером.
– Нет.
– Почему?
– Не хочу наши отношения смешивать с деловыми.
– Может, ты и права, – не без нотки сожаления ответил новоиспеченный солист Большого театра», – прочла в своем дневнике мартовскую запись 1971 года.
Я бесконечно благодарна судьбе, подарившей мне незабываемые минуты общения с главным балетмейстером Большого театра. В те годы я училась на журфаке МГУ и, влюбленная в балет и в творчество Юрия Григоровича, для курсовой работы предложила сравнить прессу на две постановки «Лебединого озера», – первой, столетней давности, и последней, осуществленной Григоровичем.
«Лебединое озеро» с Бессмертновой
Когда на кафедре заявляла тему, знакомиться с Юрием Николаевичем даже не планировала. Для меня, студентки, такая возможность лежала за гранью реальности. Однако жизнь распорядилась иначе.
Инициатором знакомства стала Антонина Васильевна Филиппова, мама оставшегося в Мексике солиста «Молодого балета» Саши Филиппова. Она дружила с Н.Бессмертновой и как-то ей сказала, что одна студентка журфака МГУ интересуется творчеством Григоровича и начала писать курсовую о «Лебедином». Спустя несколько дней они вновь встретились, и Наталья сообщила, что Юрий Николаевич заинтересован, просил передать студентке номер домашнего телефона и связаться с ним.
В течение месяца несколько раз я пыталась связаться с балетмейстером, но к телефону все время подходила его мама. Извинившись, сообщала, что «Юрия еще нет дома», и вежливо просила перезвонить позже. Наконец, мне улыбнулась удача: трубку взял сам маэстро. Я представилась, и тут же услышала:
– Мне кажется, нам необходимо встретиться. Вы не против?
– Юрий Николаевич, я даже не осмеливаюсь попросить об этом!
– Почему?! – засмеялся он. – Позвоните, пожалуйста, через пару дней. Я найду время для встречи.
В те дни в Большом шли завершающие репетиции «Икара». Хотя ставил Васильев, я решила не беспокоить главного до премьеры. Но он, встретив Филиппову в театре, сам поинтересовался:
– Куда же студентка пропала? Пусть позвонит в театр.
Звоню, с замиранием сердца ожидая ответа. Ведь в театре – «спецдень», очередной правительственный спектакль. Вход – по специальным пропускам. Предчувствие меня не обмануло:
– К сожалению, нам сегодня встретиться не удастся. Вас устроит, если мы договоримся на завтра?
– Юрий Николаевич, если вы заняты, можно не спешить. Срочной необходимости у меня нет, для написания курсовой еще есть время, – лепечу я.
– Нет, нет, приходите. Буду ждать в половине третьего.
Минут за пять до назначенного времени вхожу в знаменитый 16-й подъезд с выходом на директорскую ложу и сцену.
– Вы к кому? – с выражением «Ходят тут всякие!» встречает дежурный.
– К Григоровичу.
Сразу на лице появилась услужливая улыбка:
– Вот, пожалуйста, телефон. Номер знаете?
– Естественно.
По внутреннему телефону кручу диск:
– Юрий Николаевич, это Тамара. Я внизу.
– Подождите минутку, за вами сейчас придут.
с Л. Семенякой
К Григоровичу меня проводил инспектор балета. Старый лифт, скрипя от натуги, доставил нас на пятый этаж, к кабинету Главного.
Постучала. Дверь тут же открылась, и мы с Григоровичем буквально чуть ли не нос к носу столкнулись. Наверное, это было смешно, мы оба рассмеялись. Я в первый раз видела его не только так близко, но и вообще в жизни.
Я не ожидала увидеть такого невысокого хрупкого человека. Почему-то мне он всегда представлялся выше, крупнее, солиднее. А встретил меня подстриженный ежиком моложавый мужчина, стремительный в движениях, простой в общении, с живым, внимательным взглядом. И никакой вальяжности или высокомерия!
Сел за письменный стол и жестом пригласил меня сесть напротив.
– Расскажите о себе.
– Учусь на третьем курсе журфака, давно интересуюсь балетом, начала работать над курсовой о «Лебедином озере». Анализирую критику первой и последней постановок. Считаю вашу версию самым значительным спектаклем минувшего года. Мне нравятся все ваши балеты, но пока ограничиваюсь одним «Лебединым»: сдерживают рамки курсовика, всего лишь 20 машинописных страниц. Работа чисто учебная. Она нигде и никогда печататься не будет, – произнесла скороговоркой, словно заученный текст.
Григорович сидел, подперев подбородок рукой, и пристально смотрел мне в глаза. После паузы прозвучал неожиданный вопрос:
– Вы не были связаны с ГИТИСом?
– Нет.
– И не связаны сейчас?
– Нет.
– И в дальнейшем никак не будете с ним связаны? – продолжал допытываться он.
– Нет! – в третий раз столь же решительно ответила я.
Тогда он улыбнулся, словно у него камень с души свалился, откинулся на спинку стула и уже мягким тоном объяснил:
– Я потому спрашиваю, чтобы у вас не было неприятностей.
– Юрий Николаевич, к счастью, я в университете. (Я знала, что в ГИТИСе балетной критикой заведует Н.Эльяш, ярый противник Григоровича, и, честно говоря, порадовалась, что не попала туда учиться).
– Так что вас интересует? Чтобы я подсказал рецензии и литературу, чтобы рассказал, как создавался спектакль, и что я думал тогда?
– В принципе меня интересует все: и рецензии, и ваше отношение.
– Вы уже написали работу?
– Еще нет, пока собираю и читаю материалы, по прессе пытаюсь анализировать особенности постановок. Я видела лишь отрывки вашего «Лебединого», и, мне кажется, что даже одним жестом, когда Одиллия в арабеске соединяет свои руки со Злым гением над головой коленопреклоненного Зигфрида, вы переворачиваете привычные взаимоотношения героев.
Тут он взял инициативу в свои руки:
– И для вас неясны позиции? Что ж, постараюсь вам объяснить и помочь. Я соберу литературу советскую и зарубежную, другие материалы, которые у меня есть, и мы встретимся для долгого и серьезного разговора. Обязательно позвоните мне! Какие еще проблемы?
– Хотелось бы попасть в театр на «Лебединое озеро», чтобы увидеть балет целиком.
– Ну, о чем речь? У меня сейчас нет репертуара на апрель. Когда появится, в день спектакля позвоните мне, я вас проведу.
А.Годунов — Спартак
…При первом появлении «Лебединого» на афише я набрала знакомый номер:
– Приходите вечером, пропуск будет вас ждать.
В те дни в Москве шел очередной съезд КПСС. Попасть на спектакль в это время – дело немыслимое. Тем не менее для меня нашлось кресло в ложе слева от центральной. В первом антракте неожиданно подошел инспектор балета:
– Юрий Николаевич волнуется, вам хорошо видно? Извините, что не было места в первом ряду, все отдали делегатам съезда.
Такое внимание меня ошеломило. Григорович меня покорил полностью и окончательно. До сих пор жалею, что не проявила инициативность и не воспользовалась его помощью: мои курсовые имели бы совсем иную глубину и ценность. Сейчас бы свой шанс не упустила, а тогда на меня словно какой-то ступор нашел.
С каждым днем, прошедшим после нашего знакомства, мне оно казалась все более ирреальным. Несколько раз мы парой фраз обменивались по телефону, но всегда что-то мешало встретиться. Я боялась показаться надоедливой, боялась лишний раз его побеспокоить, оторвать от дел главного хореографа Большого театра. Однажды, после очередного неудачного звонка («Простите, Юрия сейчас нет дома. Позвоните, пожалуйста, позже»), решила больше его не тревожить. Мысль, что мое внезапное исчезновение он может расценить по-другому, восприняв меня «лазутчиком» из стана его врагов, мне и в голову не приходила. Надоумил Володя Блиох:
– Ты обязана ему позвонить, и чем скорее, тем лучше. А твои курсовые о нем можно будет издать отдельной книгой с моими фотографиями. Я же отщелкал все его балеты! (Наивный! Будто так легко в те годы можно было издать что-либо подобное!).
Однако я набрала номер и – о, чудо! – он взял трубку. Представилась, и его голос смягчился.
Извинившись за долгое молчание, похвасталась, что за курсовую получила «отлично» и что руководитель проекта заметил: «Такое впечатление, что работу вы писали семестр и несколько лет. С наскоку, без солидной подготовки так развернуть тему нельзя». И сообщила Григоровичу о планах продолжить тему и новую курсовую посвятить полемике вокруг всех его балетов.
Юрий Николаевич мой энтузиазм одобрил и вновь попросил без стеснения обращаться к нему за помощью:
– Я думаю, нам необходимо встретиться где-то в середине января. Позвоните мне в эти дни.
Увы, у меня тогда шла напряженная сессия, и наша встреча опять не состоялась. Новую курсовую вновь написала без его помощи.
Ближе к лету мы с Юрием Николаевичем пару раз все же встретились, но уже по другому поводу. Его бывший одноклассник Игорь Кошкин, педагог Рижского хореографического училища, передал через меня сценарий балета одного латвийского композитора. Литературная основа спектакля заинтересовала Григоровича, но без музыки он ничего определенного решить не мог. Юрий Николаевич попросил сделать оркестровую запись партитуры и привезти ему магнитофонную пленку. Осуществить задуманное не удалось: Кошкин скоропостижно скончался, а композитору не удалось уговорить музыкантов, потому идея постановки пропала втуне…
Безумно жаль, что по собственной нерешительности и безалаберности – казалось, что еще успеется! – я упустила возможность принять помощь великого маэстро и общаться с ним, готовым поделиться с молодой неизвестной студенткой своим знанием и опытом.
Возможно, мою настойчивость сломил случайный эпизод, свидетелем которого я стала в день первой встречи с Григоровичем.
Итак, жду я того, кто должен был меня провести к балетмейстеру. Рядом сидят несколько человек, тоже поджидающие кого-то. Вдруг открывается дверь из директорской ложи, и на лестничную площадку выходит Майя Плисецкая. Величаво, словно королева, спустилась она на несколько ступенек. Как всегда, элегантная, в белом костюме с золотыми пуговицами, волосы гладко зачесаны назад и собраны в «конский хвост». Гордо поднятая голова, взгляд чуть надменный сверху вниз, словно весь мир – у ее ног. Неожиданно к ней взбегает один из мужчин. Вполголоса он быстро произносит:
– Майя Михайловна! Здесь журналисты с Берлинского телевидения. Ждут вас уже полчаса. Вы назначили встречу на 14.00.
– Я? Я сама назначила встречу? Вы шутите!
– Майя Михайловна, люди специально приехали!
– Нет, серьезно? Мне кажется, я с ума сошла.
– Майя Михайловна, они понимают по-русски! – в голосе переводчика зазвучало отчаяние.
– Да?
Тут она, улыбнувшись, взглянула на гостей.
– Ну, пойдемте!
Немцы, до того молча сидевшие внизу и, насколько позволяли приличия, прислушивались, вытянув шеи, к разговору, пошли за звездой.
А я осталась в полном смятении. Если так встречают телевизионщиков-иностранцев, то что ожидает меня, неизвестную скромную студентку? Не случайно, когда я шла за инспектором балета к Григоровичу, от страха у меня чуть ноги не подкашивались и трепетало все внутри.
Кстати, значительно позже в мемуарах «Я, балерина» Майя Михайловна вспоминает, как на гастролях во Франции Серж Лифарь привел ее в бутик мадам Шанель. Только для двух зрителей – мастеров балета Москвы и Парижа – законодательница моды устроила показ коллекции, а затем попросила балерину выбрать для себя то, что ей понравилось. Гостья засмущалась, и тогда несравненная Коко сама преподнесла ей наряд из плотного белого шелка, по покрою напоминающий мундир. «Темно-синие, узкие, прямые аксельбанты, вшитые в жатку пиджака. Золотые полувоенные пуговицы, которые, как боевые медальки или знаки полковых отличий, украшают белизну одеяния. Подарок Шанель и поныне висит у меня в шкафу. Я надеваю его по торжественным случаям. Самое поразительное, что покрой, форма и сегодня не вышли из моды».
Прочитала эти строки, и тут же возникла перед глазами та мимолетная встреча в 16-м подъезде. Майя Михайловна стояла на красной ковровой дорожке лестницы в том самом белом костюме от Шанель с тонкой синей окантовкой и золотыми полувоенными пуговицами…
Все права защищены. Копирование запрещено.
Пока нет комментариев