Фестиваль камерной музыки «Возвращение» пройдет в Москве с 9 по 15 января 2018 года
Первые три концерта состоятся в Рахманиновском зале консерватории, последний – в Малом зале. На «Возвращение», как обычно, съедутся музыканты-участники из разных стран. Они собираются вместе с 90-х годов. Востребованные профессионалы со сложившейся карьерой специально держат свободной от контрактов середину января, чтобы музицировать без гонорара, предаваясь радости человеческого и музыкального общения.
Аншлаги на концертах, публика, раскупающая билеты еще до объявления афиши, статьи в прессе, подчеркивающие нетривиальность четырех программ, сочетание свободы и традиции, без пафоса и академизма, и всегда оправданные ожидания качества – это рабочие будни фестиваля. Авторы идеи, организаторы и художественные руководители «Возвращения» – скрипач Роман МИНЦ и гобоист Дмитрий БУЛГАКОВ – рассказали о том, что будет на двадцать первом «Возвращении», как сложились оригинальные правила фестиваля и какими путями музыка связана с жизнью.
Роман Минц и Дмитрий Булгаков
– Уже много сказано о том, зачем и почему возник фестиваль «Возвращение». Возвращение в детство, возвращение тех, кто уехал, возвращение приятельской атмосферы. Первый фестиваль так и прошел – как сбор друзей. Но на втором появилась концепция, возникли тематические программы концертов – правила, которые существуют по сей день. Почему это стало важным?
– Дмитрий Булгаков: Это давало определенную четкость. Сама подготовка фестиваля стала более структурированной. И мне кажется, что сравнение разной музыки, которая – подчас неожиданно – имеет какие-то общие темы, затрагивает разных композиторов, разные века и разные стили, – это очень интересно. Кроме того, мы консервативны: придумали – и много лет не меняем.
– Роман Минц: Уже на первом фестивале были зачатки такого подхода. Когда ты составляешь программу концерта, то продумываешь неслучайную последовательность произведений. Внутреннюю логику. В этом смысле любой нормальный концерт концептуален.
– Кучу красивых теорий придумали об этой особенности «Возвращения». Постмодернистская игра, мета-текст…
ДБ: Наверное, хорошо, что придумали, значит, кто-то о нашем фестивале размышляет и пишет. Но сказать, что мы сели с Ромой и решили придумать мета-текст…
РМ: Или чтобы я сказал Диме: «Как насчет постмодернистской игры?»
ДБ: Все получалось само собой. Ну, и мы себя развлекаем, в том числе, всем этим.
– Аналоги фестивалю есть? Чтобы с таким смысловым полем?
РМ: В Локкенхаусе, когда там был Гидон Кремер, придумывалась общая тема на весь фестиваль.
ДБ: И «Декабрьские вчера» в музее, связанные с живописными выставками, так или иначе.
РМ: Это. конечно, наши учителя.
ДБ: Но, насколько я знаю, нигде нет такой многолетней структуры. Когда каждый концерт имеет свою тему. Но опять-таки, когда мы это придумывали, мы не заботились об уникальности.
Фото: Инесса Лепешкайте
– А принцип неповторяемости программ: почему это важно и обязательно? Вот вы собрались в январе играть струнный квинтет Моцарта, но вспомнили, что уже играли двадцать лет назад – и отменили.
ДБ: Тут принципиальный момент. Если повторится одно, можно повторить все остальное. Многие наши коллеги говорят: «ну, мы уже все переиграли». А когда начинаешь копать, оказывается, что всегда есть огромное количество хорошей камерной музыки. Другой вопрос, что музыка, которая уже была сыграна в какой-то из тем, подходит и другой теме. В этом смысле было бы любопытно ее повторить, но в другом контексте. Мы об этом думали много раз. И, может быть, пора.
РМ: Неповторяемость – форма самодисциплины. Как в додекафонии. Нужны какие-то правила. Из того, что мы уже сыграли, можно сделать много фестивалей. Ну, лет на двадцать минимум. Но принцип неповторяемости заставляет нас искать и копать. Не стоять на месте и не ходить по кругу.
– Нет ли опасности, что слушатели, читая название темы, невольно подставляют музыку под литературное содержание и непрограммную музыку воспринимают как программную?
ДБ: Бывает, что есть произведение, и из него – раз! – вылезает тема. Бывает наоборот, тема могла возникнуть в тех или иных разговорах, и тогда от темы начинаешь искать музыку. Мы даем слушателям большую свободу, мне кажется. Нет никакой идеологической базы, которую мы предписываем публике. Музыка все равно первична.
– Расскажите о программе фестиваля.
РМ: Темы концертов – «Оpportunism», «Несвобода» и «Mort». И традиционный «Концерт по заявкам», которые присылает не публика, а наши музыканты.
– Названия трагические и мрачные. Вы подтвердили или опровергли бы утверждение, что это какое-то отражение злобы дня?
РМ: Приспособленчество – настолько вечное и актуальное понятие…
ДБ: …как и смерть, и тюрьма.
РМ: Насчет мрачности еще неизвестно, потому что у нас бывали концерты с очень мрачными, пессимистическими названиями, а отзывы потом были как о чем-то веселом. Все сложно. Я бы не стал сразу людей пугать. У нас будут разные вещи. И я не считаю, что, например, оппортунизм – тема мрачнее, чем …любовь, например. Как Дима сказал, мы ничего людям в голову насильно не впихиваем. Важно, что эти темы им самим навеют.
ДБ:. Просто обстоятельства создания того или иного произведения совпали с нашими темами. В буклете фестиваля будут только факты. Например, композиторы писали музыку в тюрьме: это факт, но он еще ни о чем не говорит. Может, они по делу сидели, а может, не по делу. Но некий отпечаток актуальности присутствует. Темы концертов возникли, может быть, случайно и спонтанно, но каким-то образом они перекликаются со злобой дня.
– «Оппортунизм». Тут же важна степень искренности? В историческом контексте. Что это – мечта о карьере, цинизм, страх, спасение жизни? У вас в программе Бах (Второй Бранденбургский концерт) и Шостакович. Но одно дело – Бах, который послал маркграфу концерты с учтивым посвящением. И другое дело – Шостакович, который в страшном 1951 году пишет идеологически правильные хоры на стихи революционных поэтов.
РМ: Мы не обещали, что будем один какой-то аспект отрабатывать. Можно ли назвать это оппортунизмом, ответит слушатель каждый для себя. Мы задаем вопросы, а не даем ответы. Тема этого концерта, если брать ее развернуто – взаимоотношения с властью. Во все времена. И во всех разновидностях. У этой программы первоначально было другое название – «Компромисс». Мы смотрим на разные его аспекты. У нас есть Карл Орф, который предложил свою музыку для детей Гитлерюгенду. Хачатурян, который написал поэму о Сталине. Мы берем Филипокта Казертского, который в XIV веке посвятил музыку папе Клименту Пятому, «антипапе», в эпоху раскола в католической церкви. На самом ли деле он любил Климента Пятого или он хотел получить от него что-то?
ДБ: И это вопрос, насколько всех участников таких компромиссных ситуаций можно причесать под одну гребенку. У каждого была своя ситуация. Вынужденность или не вынужденность определенных поступков композитора – понятие сложное. Я против утверждения, что, например, в любое время, пока жил Сталин, любой деятель культуры ничего не мог поделать. Композитор в том году не мог ничего не написать, а в этом – мог не писать ничего. Или, например, написать что-нибудь в стол. Нет такого времени, когда вынужденность оппортунизма имеет стопроцентное значение: вот только так – или никак.
Фото: Инесса Лепешкайте
– Что будет в «Несвободе»?
РМ: Музыка, которая либо написана в тюрьме, либо написана про тюрьму. Американский композитор Генри Кауэлл, например, сидел в тюрьме за секс с семнадцатилетним. В заключении он написал «Pulse. Return 10» для ударных инструментов. Жак Ибер создал музыку после прочтения «Баллады Редингской тюрьмы» Уайльда.
ДБ: Южнокорейский композитор Исанг Юн («Riul 15») сидел в тюрьме по обвинению в шпионаже в пользу Северной Кореи. Это довольно исполняемый в мире автор. Музыку, которую мы играем, он написал в тюрьме. Рудольф Карел («Нонет») и Виктор Ульманн («Три песни со струнным трио») сочиняли, будучи заключенными немецкого концлагеря Терезин. Советский композитор Всеволод Задерацкий сидел в ГУЛАГе. И писал там «Прелюдии и фуги» на каких-то случайных листочках бумаги.
РМ: И это очень хорошая музыка. Кроме того, это самый первый цикл из 24-х прелюдий и фуг в XX веке. О нем долго никто не знал. Еще у нас будет музыка американского композитора Фредерика Ржевски. Он сочинял на текст письма заключенного в тюрьме Аттика. Это знаменитая в США тюрьма, где произошел крупный бунт заключенных.
– «Mort». Почему не просто «Смерть»?
РМ: Среди значений слова «Mort» – звук, который трубят на охоте, когда убита дичь. Это в английском языке. А происходит от французского «смерть», которое, в свою очередь, происходит от «mortem» на латыни. Также это слово, конечно же, ассоциируется с Волан де Мортом из «Гарри Поттера». В этой программе мы сыграем музыку Чарльза Лефлера – две рапсодии для гобоя, альта и фортепиано, по мотивам стихов французского поэта, где речь идет о смерти. Будет Брамс – его «Vier ernste Gesänge», «Четыре строгих напева» на тексты из Библии. И много чего еще.
Программа формируется, сбор заявок на финальный концерт тоже идет полным ходом. Что будет точно – Квинтет Брамса, трио «Витебск» Копленда и Вторая фортепианная сюита Рахманинова. В уникальном исполнении двух победителей Конкурса имени Клайберна – Вадима Холоденко и Александра Кобрина.
– Когда ваш фестиваль называют элитарным, вам это нравится или это напрягает?
ДБ: Это вообще неважно. Так же, как несущественны, например, «круглые даты». И последний фестиваль не имеет для нас большей ценности, чем первый. Важна атмосфера среди участников и качество исполнения.
Фото: Инесса Лепешкайте
– Вы ищете средства на фестиваль с помощью краудфандинга.
ДБ: Да, мы третий год собираем деньги через planeta.ru. Это какая-то особенная форма финансирования, самая радостная, что ли. Среди тех, кто переводит деньги – публика фестиваля. В основном, в большей части – люди, которые много лет ходят на наши концерты. Сейчас фестиваль существует за счет этих пожертвований на 90%, и поэтому является по сути нашим общим проектом – музыкантов и публики, для которой мы играем.
– Раньше вы могли начать репетировать зимние программы с лета. Сейчас такой возможности нет. Но все говорят, что на фестивале «Возращение» прекрасное чувство ансамбля и высокая сыгранность. Как это достигается?
РМ: Именно за счет того, что тогда мы репетировали летом. И это лишь частично шутка.
ДБ: Мы стараемся никогда не играть с одной репетиции, даже если нам все скажут: «да это легко, ерунда, это мы сыграем». Если мы понимаем, что у людей не будет достаточно времени для подготовки, мы отказываемся от исполнения.
– Чувство юмора, которым знаменит фестиваль, как-то влияет на интерпретацию музыки?
РМ: Мы стремимся к гармонии и потому специально приглашаем на фестиваль несколько человек, у которых нет чувства юмора.
ДБ: На качество влияет, да. Если на репетиции присутствует смех, самоирония, на концерте будет отличный результат.
Фото: Инесса Лепешкайте
Последние три года фестиваль проходит с помощью краудфандинга. Помочь фестивалю можно на ресурсе planeta.ru.
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев