Конец марта – начало апреля уже многие годы традиционно становятся в России днями Сергея Васильевича Рахманинова. Композитор родился 20 марта (1 апреля), а скончался 28 марта, и вокруг этих дат во многих городах проводятся многочисленные фестивали. Московская государственная филармония уже второй год подряд проводит в эти дни концерты, посвященные великому композитору, и, что символично, проходят они в новом комплексе Филармония-2, в зале, который носит имя Рахманинова.
Произведения, исполненные на фестивале этого года, создали некую арку вокруг всего творчества композитора. В первом отделении прозвучали одни из самых ранних сочинений Рахманинова – симфоническая фантазия «Утес» (ор. 7) и Первый фортепианный концерт (ор. 1), а завершило концерт произведение, ставшее последним и для самого автора – «Симфонические танцы» (ор. 45). На сцене в этот вечер был Академический симфонический оркестр Московской филармонии, недавно отметивший двойной юбилей – 65-летие коллектива и 75-летие главного дирижера Юрия Симонова, вот уже почти двадцать лет возглавляющего знаменитый оркестр.
Открывшая концерт симфоническая фантазия «Утес» стала для Рахманинова отражением сложного жизненного периода: одновременно с успехом премьеры «Алеко» композитор пережил личную трагедию, связанную с несчастливой любовью к своей кузине Вере Скалон. В тот момент для Рахманинова как нельзя более созвучным оказалось настроение поэзии Михаила Лермонтова, а именно – знаменитого стихотворения «Утес». Начальные слова стихотворения стали эпиграфом к симфонической фантазии, но это – тот сюжет, который оказался на поверхности. Кроме этого, была еще одна программа, которую автор раскрыл немногим, – рассказ Чехова «На пути», в котором также возникает образ утеса.
Произведение это очень типично для раннего стиля композитора, и характеристика, которая лучше всего может быть применима к «Утесу», – молодость. Быстрая смена состояний, лирическая взволнованность и порывистость – все это становится характерным для творчества молодого композитора, и все это есть в симфонической фантазии. И, к величайшему сожалению, это именно то, чего вовсе не оказалось в трактовке дирижера и оркестра.
Один из самых востребованных оркестров столицы выглядел на редкость уставшим и даже апатичным. Чопорный академизм, присущий Симонову, здесь оказался весьма некстати – не было и намека на рахманиновскую экспрессивность и выразительность. Ноты были сыграны, нюансы выдержаны, но форма распалась, и, что главное, «духа композитора» в этом совсем не оказалось. На мгновение закралась надежда на то, что оркестр может быть «не разыгран», что следующие номера программы с лихвой восполнят то, что не удалось в начале.
И действительно, с выходом Екатерины Мечетиной, солировавшей в Первом фортепианном концерте, и оркестр, и зал ненадолго оживились. В репертуаре пианистки произведения Рахманинова занимают одно из главных мест, если не основное. И Первый концерт звучал в ее исполнении продуманно и прочувствованно. Но и здесь не получилось полного проникновения в рахманиновский мир – рояль оказался практически не вызвучен. Неясно, что стало причиной – акустика нового зала или же микрофоны, но в результате солистка не высветлила звучание оркестра, а оркестр практически «задавил» фортепиано. Особенно заметным это стало в каденции первой части – создалось впечатление, что пианистка, наконец, освободилась от статичного сопровождения и смогла осуществить задуманное. Но в tutti все вновь вернулось на свои места.
Если фантазия «Утес» стала воплощением юношеского жизненного кризиса, то «Симфонические танцы» оказались свидетельством сложнейшего перелома в жизни зрелого мастера. Произведение создавалось во время войны, когда композитор оказался буквально заточенным в Америке, без малейшей возможности возвращения не только на родину, но и вообще в Европу. И здесь, как никогда, заметны черты автобиографичности, в целом характерные для творчества Рахманинова.
Удивительно, что воздействие музыки Рахманинова оказалось настолько велико, что даже звучащая в два раза медленнее, чем нужно, первая часть «Симфонических танцев» вызывала мурашки. В исполнении вовсе не оказалось рахманиновской лирики и ностальгии, мощи и драматизма – но были обстоятельность, тяжеловесность и аморфность. Щемящая интонация вальса второй части скорее напоминала простенький репертуар парковых духовых оркестров, а тема Dies irae из финала и вовсе не удалась, и форма окончательно рассыпалась.
Музыка Рахманинова уже давно стала одним из символов русской культуры. Во всем мире исполнение сочинений композитора становится событием, и зарубежные оркестры стараются максимально приблизить свое звучание к эталону, коим становятся, конечно, выступления русских музыкантов. Но если наши прославленные оркестры настолько не чувствуют музыку гениального соотечественника, то можно ли чего-то ждать от иностранных?
Фото пресс-службы Московской филармонии
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев