В новом фортепианном сочинении Антона Батагова рассказана история любви, ставшей сильнее трагедий века

фото с сайта batagov.com

20 и 22 сентября в Камерном зале Московского международного дома музыки – столичная премьера сочинения Антона Батагова «Где нас нет. Письма игуменьи Серафимы». Это тот случай, когда значение произведения далеко выходит за его формальные рамки. Перед нами нечто гораздо большее, чем просто цикл пьес для фортепиано соло. Голосом рояля здесь рассказана человеческая история – одна из тех, в которых пронзительно отразился трагизм русского ХХ века.

Антон Батагов – известный композитор-постминималист («Я долго смотрел на зеленые деревья», «Музыка для декабря» «Я больше не боюсь» и десятки других произведений), автор музыки ко многим фильмам, музыкального оформления каналов «Культура», НТВ, РТР. Он же – пианист, обладатель специального приза конкурса имени Чайковского 1986 года, пропагандист мировой современной музыки в России и русской – в мире.

Согласно рассказу Антона, толчком к созданию «Писем» послужила поездка в Новодивеево – один из главных православных монастырей Америки. В этой обители похоронены более семи тысяч русских эмигрантов. Одна из человеческих драм запала в сердце особенно.

Наталия и Михаил Янсоны поженились в Петрограде в 1921 году. Он – профессор биологии, она – сестра милосердия. Вскоре Михаила позвали работать в Таллин, тогда столицу независимой Эстонии. У пары родился сын Олег, которого дома чаще называли Светиком. Для глубоко верующей семьи имели большое значение поездки на Валаам. Михаил, наряду с трудами по биологии, написал две книги об острове и его знаменитом монастыре – «Валааамские старцы» и «Большой скит на Валааме». Однако грянула Вторая мировая война, она же Великая Отечественная – с 1940 года Эстония стала частью Советского Союза. Олег ушел воевать. А родителей, оставшихся в Таллине и попавших в оккупацию, немцы увезли на работу в Германию. Ни родители о сыне, ни сын о родителях больше ничего не знали. После войны, когда из Германии вывозили перемещенных лиц, Янсоны-старшие, понимая, что на родине их ждет лагерь, выбрали эмиграцию в не слишком желанную, но по крайней мере не грозившую гибелью Америку.

В 1948 году через валаамского старца Луку до них дошел слух, что Олег жив, контужен, поселился в Ленинграде. Но прямой обмен письмами между родными, оказавшимися по разные стороны железного занавеса, стал возможен только во второй половине 1950-х. Михаил Алексеевич сыновнего слова так и не дождался – умер в 1953 году. А вот Наталия Александровна дождалась. Была она к тому моменту уже монахиней Новодивеевского монастыря, куда ушла, потеряв горячо любимого мужа. Долго не решалась написать сыну напрямую, боялась, что его за это арестуют. Наконец, поняв, что порядки в СССР уже не такие людоедские, отважилась. Получила ответ, узнала, что у Олега есть жена Надежда и сын Миша, названный в честь деда. Завязалась переписка, полная любви и надежды. Но только однажды советские власти разрешили Олегу и Мишеньке навестить их мать и бабушку. Это случилось в 1970-м, когда она уже была глубоко уважаемой в православном мире игуменьей с новым монашеским именем Серафима. Не верила своему счастью, что может снова обнять родных…

Скончалась мать Серафима в 1988 году, была похоронена, как и завещала, рядом с супругом на монастырском кладбище. Там их могилы и увидел Батагов.

До того Антон уже начал писать цикл произведений по американо-русским впечатлениям: имею в виду «Избранные письма Рахманинова», созданные после посещения могилы великого композитора на кладбище Кенсико в штате Нью-Йорк. Возникла естественная мысль о продолжении. Написал об этом в фейсбуке.

И получил в комментариях сообщение: «Моя прабабушка была игуменьей этого монастыря». Писавшую тоже зовут Наталия Янсон, она тоже петербурженка, и у нее сохранились те письма через океан, бывшие на протяжении трех с половиной десятилетий мостиком любви между разлученными катастрофой. Наталья-младшая согласилась предоставить эти письма композитору. Так возникло оригинальное сочинение, сочетающее музыку и слово.

Антон читает фрагменты писем – и тут же играет… не иллюстрации, а, так сказать, музыкальные мысли, рожденные текстами. Музыка, обволакивающая слух, кажется простой в своей поставангардной гармонической ясности. Но это обманчивая простота. В наигрышах-переборах-напевах переплелось и слилось очень многое: отзвуки народных песен, молитвенный речитатив и, главным лейтмотивом, – колокольный звон, то торжественный басовый, то радостно-плясовой, то теряющийся в небесной выси дискантовый. Полтора с лишним часа в темном зале – только лицо и руки пианиста, высвеченные лампой. Его голос – и голос рояля, бесконечно многокрасочный в своей кажущейся однокрасочности.

В Перми, где четыре месяца назад на Дягилевском фестивале была мировая премьера «Писем», Антон по завершении последней, девятой части подошел к экрану, на котором засветился портрет монахини, и зажег перед ним свечу. Зал в полной тишине не сговариваясь встал. Стоял так минуту, а может две. После тихого «спасибо» Антона сел. И только еще через минуту вспыхнули аплодисменты. Драгоценная награда за полученное впечатление. Но пауза перед ними, пожалуй, еще дороже.

Не знаю, сознательно или случайно Батагов взял в название своего произведения строчку из песни популярного сейчас Oxxxymiron’а, где есть, среди прочих, такие слова:

«Услышь меня и вытащи из омута.

Веди в мой вымышленный город, вымощенный золотом.

Во тьме я вижу дали иноземные,

Где милосердие правит и свет над берегами, Где нас нет…»

Музыка Антона Батагова – по крайней мере та, о которой речь в этой заметке – именно про «милосердие и свет», способные вытащить «из омута». Звуки мира, «где нас нет».

 

Все права защищены. Копирование запрещено