Рассадка музыкантов Персимфанса необычна
На афише Большого зала Московской консерватории в минувшее воскресенье глаз интриговало полузабытое слово «Персимфанс». В памяти ожили уроки истории музыки, чуть снисходительный рассказ педагога о наивном послереволюционном опыте создания Первого симфонического ансамбля (такова расшифровка аббревиатуры) без дирижера. Тот опыт, выдержав чуть больше десятилетия с 1922 по 1933 год, был отвергнут последующим советским академическим официозом. И тем более, кажется, не своевременен сейчас, в пору нового насаждения имперского духа. Однако 2017 год, срифмовавшись через столетие с годом революции, вдруг донес и до нас отголоски вихревых веяний тех дней.
Будем точны: новый Персимфанс возник не сегодня, а еще в 2009 году. Но вызывал интерес больше у музыкальных гурманов и организаторов фестивалей на Западе. Вниманию к коллективу на его родине, бесспорно, способствовало теперешнее широкое обращение к событиям 1917-го и последующих годов.
То, что перед публикой Большого зала не обычный симфонический оркестр, было видно с первого взгляда, еще до начала игры. Музыканты расположились овалом, лицом к центру сцены, где за роялем сидел пианист Петр Айду. Справа – полудуга первых скрипок, слева – вторых. Перед пианистом – альты, за ним – виолончели, арфы и контрабасы, вокруг – деревянные духовые. Справа поодаль – медь и ударные. Никаких фраков – свободные наряды ярких тонов, кто-то даже в тельняшках. Это тоже штрих из числа тех, что создают атмосферу концерта.
Но главное, конечно, музыка. Нынешнюю программу начали с произведения полузабытого сейчас Юлия Мейтуса, тогда – ведущего композитора Украины. Сюита называется «На Днепрострое». Импрессионистичные арфы, жесткий индустриальный ритм, знойная «степная» тема деревянных духовых – все это следует друг за другом калейдоскопически и не без наивной эклектики. Острое чувство ритма и блеск оркестра говорят о влиянии Стравинского. Вскоре Мейтус откажется от авангардных поисков начала 1930-х годов, окончательно перейдя к тяжеловесному советскому романтизму, но пока в его партитуре много свежих красок, роднящих ее с музыкой Мосолова, Половинкина, Дешевова, Животова…
Наивность сквозила и в поэме для чтеца и фортепиано «На смерть Ильича». Пока актер Электротеатра «Станиславский» Андрей Емельянов-Цицернаки пафосно читал стихи (к сожалению, дальше первого-второго ряда их смысл, съеденный реверберацией, не донесся), фортепиано выдавало нечто в духе 2-й концерта Рахманинова, но сдобренное цитатами из «Интернационала».
Чтец Андрей Емельянов-Цицернаки выступил в образе, напомнившем Владимира Маяковского
Во втором отделении парад музыкальных редкостей продолжила симфоническая поэма Сергея Ляпунова «Гашиш». Правда, это как раз типичное произведение дореволюционного искусства, позднеромантическая фантазия по одноименному стихотворению Голенищева-Кутузова о среднеазиатском бедняке, находящем забвение от унылой жизни в грезах курильни. Чего тут только нет! И сладенькие переборы фортепиано а-ля Лист, но с оттенком русской лени и восточного кайфа. И секвенции Бородина, и, в особенности, ритмы Римского-Корсакова – тема царевны из «Шахеразады» списана почти дословно. Эта мозаичность, впрочем, может быть отчасти оправдана сюжетом произведения: ведь даже самая дикая и страшная греза – всего лишь искаженное воспоминание о действительности. Что ж, хотя бы раз в жизни человеку, глубоко интересующемуся историей русской музыки, надо послушать и это.
А вот финал программы я бы рекомендовал послушать всем. Поскольку речь о сочинении Даниила Хармса – кантате «Спасение». Этот неизданный стихотворный текст был найден после гибели писателя. Составлен он именно как кантата, но нет свидетельств, что кто-либо написал на него музыку. И артисты Персимфанса, разбившись на партии, разучили его как полифоническую речевку. Вот это здорово! Типично хармсовский сюжет, предельно жизненный и нелепый одновременно, повествует о двух девушках, едва не утонувших в море, но спасенных нашими геройскими моряками и празднующих свое спасение. Сквозь глуповатое «журчит вода плю-плю, плю-плю, я вас люблю, люблю, люблю» прорывается апокалиптическое «все люди смертны, ибо смерть летает по небу и смотрит из воды». Зная судьбу Хармса и многих подобных ему «несистемных» художников, можно догадаться, что здесь нечто большее, чем просто пародия на романтический приключенческий стиль. Все это скандируется участниками ансамбля, превращаясь в настоящую музыку без нот – с острыми ритмами, сгущениями, разрежениями, антифонными перебросками звука, создающими ощущение бурной стихии, чьи волны могут погубить человека, но способны помиловать.
Не все в программе показалось достаточно продуманно. Например, после поэмы «На смерть Ильича» без перерыва зазвучал 1-й скрипичный концерт Прокофьева, будто эти произведения связаны в один цикл – но ведь это не так. Тогда предположение: может быть, таким образом, эту музыку исполняли когда-то в первом Персимфансе? Нет, объяснил мне после концерта Петр Айду. Тогда в чем логика этого шага?
Уж не говорю, что по качеству игры исполнение столь знаменитого произведения уступало известным образцам «нормальной» его интерпретации: оркестровый звук зачастую был грубоват и напряжен, а мелодия солистки Аси Соршневой тонула в оркестровой массе, особенно в скерцо и финале.
Ася Соршнева солировала в 1-м скрипичном концерте Прокофьева
Вообще создалось впечатление, что пока у коллектива нет ясной стратегии. Одним из направлений таковой могла быть, например, последовательная реконструкция программ исторического Персимфанса. Или – создание корпуса партитур, написанных специально для подобного состава и способа игры. Уверен, в той же консерватории немало молодых композиторов, которые охотно попробовали бы свои силы в необычной и увлекательной задаче.
Хотя трудно говорить о стратегии, если коллектив собирается лишь от случая к случаю. Тот давний Персимфанс, при всей стесненности тогдашних условий, все-таки был ансамблем с определенным статусом – он существовал при Моссовете и имел пусть скромное, но финансирование. Персимфанс сегодняшний представляет собой собрание энтузиастов. Приходят из самых разных мест: от студенческих рядов той же консерватории до Большого театра. Но часто собираться не получается. Достаточно сказать, что в нынешнем сезоне это лишь второе выступление. На прошлый концерт пришли 120 музыкантов, на нынешний – только 80. О причудах образующихся составов говорит хотя бы странная численность струнных: на этот раз при 9 первых скрипках, 7 вторых и 6 альтах было 7 виолончелей и 7 контрабасов (если я не ошибся в счете). Как тут достичь хорошего баланса?
Да и сыграть в таком ансамбле может далеко не всякий оркестрант, в идеале игра без дирижера предполагает, что каждый знает всю партитуру и в любой момент готов взять на себя роль капельмейстера, через несколько тактов передавая ее другому участнику. Не случайно в названии отсутствует определение «оркестр», это именно ансамбль, т.е. союз равноправных.
Может быть, сегодняшний Моссовет, теперь именуемый Мосгордумой, вспомнит о давней истории своего покровительства над самобытным музыкальным коллективом? Или поддержку ему окажет какой-нибудь частный фонд, как это, несомненно, произошло бы в цивилизованных странах Запада?
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев