Российский пианист представил произведения Бетховена, Шумана, Прокофьева и Мндоянца в Карнеги-холле в Нью-Йорке 7 июня.
Наступает время, когда восходящий талант выходит на сцену таким безукоризненным, что слова просто не нужны – всё говорят аплодисменты. Это в полной мере относится к дебютному концерту в Карнеги-холле Никиты Мндоянца, победителя прошлогоднего Международного конкурса пианистов в Кливленде.
Мндоянц открыл свой концерт «Шестью багателями» Бетховена – циклом из шести коротких пьес, которые Бетховен считал лучшим из того, что он написал к 1825 году. Конечно, произведения Бетховена – это, своего рода, тест на мастерство пианиста, так как исполнение его композиций требует определённого уровня музыкальности и интеллигентности. Это было очевидным в интерпретации Мндоянца, в частности, в Presto, где он плавно делал динамические переходы от изысканной техники к деликатной фразировке.
Вторым номером программы стали «Танцы Давидсбюнглеров» (Davidsbündlertänze, ор. 6) Шумана, знаковое произведение в романтическом фортепианном репертуаре. Шуман был одним из величайших композиторов, которые создавали простую линейную совокупность звуков. Он позволяет музыканту находить эмоцию в каждой ноте и раскрашивать её особенным образом, создавая целое повествование (в данном случае, в основе этого произведения лежит мазурка Клары Вик).
Мой любимый ритм в этом цикле – «стремительно», и Мндоянц играл, словно некий свободный дух. То, как Мндоянц создаёт дополнительное пространство в каждой музыкальной строчке, напоминает стилистические традиции великих джазовых пианистов (Билла Эванса и так далее).
Вторая половина программы началась с «Вариаций на тему Паганини» самого Мндоянца, которые он написал десять лет назад, будучи студентом престижной Московской консерватории. Произведение наполнено темами из Паганини, и наиболее ярко заявляет о себе Каприс № 24 ля минор. Музыку Паганини можно охарактеризовать как виртуозность в её наиболее зрелищной форме. Иногда это всё, что замечают люди, только начинающие слушать Паганини. Мндоянц игнорирует этот аспект и взамен создаёт нечто намного более нюансированное, что, возможно, сделал бы и сам Паганини, если бы жил в наше время.
Поскольку и Прокофьев – русский композитор, и Мндоянц – русский музыкант, то понимание Прокофьева пианистом было, несомненно, врождённым. Я заметил, что Восьмую сонату си-бемоль мажор Мндоянц играл с большей непринуждённостью и комфортом, чем любое другое произведение программы. Было ли это плавное движение вверх или вниз в первой части сонаты, или задумчивый характер фантазийной второй части, или энергичность и живость третьей части – Мндоянц продемонстрировал все грани своего мастерства. В финале Прокофьев написал несколько головокружительных тем для фортепиано, и Мндоянц играл со всё возрастающим напряжением, завершив выступление на высшей точке накала эмоций.
Мндоянц сыграл не один, не два, а целых три биса для благодарной нью-йоркской публики: «Перекличку птиц» Рамо, Мазурку ор. 63 № 3 Шопена и восхитительную Сонату соль мажор Скарлатти.
В целом, это был великолепный старт для международной карьеры Мндоянца. Его программу составляют в основном привычные зрителю композиторы, и мне хотелось бы услышать больше новых номеров в его будущих концертах. Также Мндоянц своим исполнением Бетховена продемонстрировал, что он может стать одним из ведущих его интерпретаторов. Нет сомнений, что куда бы ни отправился Мндоянц, его везде будут встречать поклонники фортепианной музыки.
Никита Мндоянц — полуфинал конкурса пианистов в Кливленде
Дональд Хант, Pianist magazine
Перевод — Светлана Усачева
Пока нет комментариев