В московском Камерном музыкальном театре имени Бориса Покровского поставили «Ариадну на Наксосе» Рихарда Штрауса. Какие бы эпитеты ни следовали дальше (а коллеги-критики отнеслись к работе, знаю, по-разному), прежде всего воздадим должное смелости коллектива, который первым в столице взялся за изощреннейшую оперную партитуру ХХ века, на протяжении столетия служащую пробным камнем для главных театров мира.

Отношения российских коллективов с Рихардом Штраусом вообще не назовешь легкими. Усложненный музыкальный язык и рафинированный образный мир австро-немецкого декаданса во многом «перпендикулярны» русскому искусству (хотя и оказали на него большое влияние, если вспомнить, скажем, Шостаковича). В советские времена, помню, только в тяготеющей к Западу Прибалтике отваживались на «Саломею» (Рига) или «Кавалера розы» (Таллин), тогда как наш Большой театр пришел к последнему лишь в 2012 году.

Спектакль визуально прост, но красив. Хотя лица актеров почему-то все время в тени. В центре — Ариадна (Ксения Мусланова) и Бахус (Михаил Яненко).

Что до «Ариадны на Наксосе», то первым, кто в России «замахнулся» на это очаровательное эстетское изделие – рассказ о том, как в доме богатого венского господина ставят одновременно лирическую и комическую оперу, – стал Мариинский театр. Это произошло в 2004 году, т.е.спустя почти столетие после мировой премьеры. В Москве же до сего времени не нашлось других смельчаков, кроме театра имени Покровского.

Главная сложность опер Штрауса – необычайная детализированность  партитуры и супер-виртуозные вокальные партии. Особенно – сопрановые, которых этот любитель высоких женских голосов часто писал по несколько на одну оперу. Точно так  и в «Ариадне». Партия лукавой комедиантки Цербинетты – из того же звездного ряда, что моцартовские Царица ночи или Деспина, или штраусовская (но другого Штрауса – Иоганна) Адель. И если даже во втором составе (который автору этих строк довелось слушать) знаменитая ария-сцена Цербинетты, уговаривающей Ариадну не огорчаться пропаже возлюбленного, в исполнении Александры Мартыновой звучала головокружительным каскадом все более захватывающих мелодических взлетов и каденций (лишь иногда чуть подпорченных резковатым открытым звуком), то можно себе представить, каков уровень первого состава.

Если от исполнительницы роли Цербинетты мы ждем прежде всего мотыльковой подвижности голоса и чувств, то поющая партию Композитора (в «Ариадне» это тоже сопрано, но драматическое) должна вжать зрителя в стенку порывистостью и бравурой. Что вполне удается Ирине Курмановой, несмотря на некоторую однообразность ее гвоздящего в уши вибрато. От той же, кому досталась сладкая до приторности (или печальная до комизма – ведь нам пародируют оперу-сериа 250-летней давности) партия Примадонны/Ариадны, требуется главным образом способность длительно держать кантилену. Именно этого достигает Ксения Мусланова, хотя иногда ее голос тонет в слишком густом оркестровом звуке. Дополняют эту линию Тенор/Бахус во вполне стильной интерпретации Михаила Яненко и спутницы Ариадны – Мария Семочкина, Ирина Кокоринова, Юлия Катинская, верно почувствовавшие легко-иронический тон этой стилизации.

А вот над дикцией стоит еще поработать. Особенно в первой, «бытовой» части, волею постановщиков идущей по-русски (в «античной» части, где сохранен оригинальный немецкий текст, выручает русский перевод на табло). Пока же в полном диалогов и комических стычек прологе элементарно трудно уловить сюжетную линию.

Молодой дирижер Алексей Верещагин с увлечением погружает своих артистов и зрительный зал в красоты штраусовской партитуры, про которые думаешь: хорошо бы они не кончались вечно. Хотя, может быть, не всегда качество оркестровых соло в этой богатой красками, но прозрачной, как акварель, звуковой картине отвечало высоким венским стандартам.

Под конец сцена и герои растворяются в дискотечном фейерверке

Сценическая же реализация (немецкий режиссер Ханс-Йоахим Фрай, художник-постановщик Виктор Вольский) в соответствии с камерностью самой оперы, да и статусом театра Покровского, предельно экономна. Крышка большого рояля – вот почти все, что помещается на сцене и вокруг чего ведется действие как в прологе («реальность», в которой обсуждается будущее исполнение оперы, написанной Композитором на античный сюжет о разлуке Ариадны с Тезеем), так и в самой «опере» (собственно томления Ариадны, оттененные комикованием команды Цербинетты). Разве что когда появляется утешающий Ариадну Бахус, для него выкатывают еще один «рояль», только белый, и античная героиня со своего черного «острова печали» переходит на этот «остров радости».

А все сладости от общения с Бахусом изображаются видеопроекцией, превращающей сцену то в волшебный грот драгоценностей, то в звездное небо. Вот тут наши мнения с коллегами-критиками разделились: кому-то эта технология показалась слишком простой и уводящей от сверх-утонченного Штрауса в сторону дискотеки, мне же в этих калейдоскопических сменах световых пятен почудилось достаточно верное соответствие фантастическим гармониям партитуры. И пусть статуарность Ариадны и ужимки Цербинетты порой отдавали школьным капустником – но разве это противоречит легко-иронической идее Рихарда Штрауса и его либреттиста Гуго фон Гофмансталя, которые «всего лишь» захотели мило подшутить над напудренным XVIII веком?

 

фото с сайта театра