Оперой Верди открылся 95-ый летний фестиваль на Арене ди Верона. Последний раз Арена представляла премьеру аж в 2013 году. Дефицит представлений веронского театра под открытым небом так велик, что это привело к увольнению артистов кордебалета (которые разделили судьбу артистов Флорентийского Музыкального мая) и даже к закрытию оперного предприятия на два месяца (дело и вовсе невиданное).
Фото: ENNEVI
Незадолго до открытия фестиваля газетчики утверждали, что Арена способна не только удовлетворить вкусы склонной к традиционным и глобальным зрелищам публики (коей в амфитеатре большинство), но и предложить инновационные постановки. В пример приводились «Аида» каталонской театральной группы La Fura dels Baus (та самая премьера 2013 года) и новый «Набукко» в постановке французского режиссёра Арну Бернара.
Бернар, режиссёр и художник по костюмам в одном лице, судя по всему, долго думал, как поступить с самой популярной оперой Верди времён «каторжных работ», которая для итальянского слушателя является знаковой, предметом национальной гордости. Хор Va’ pensiero до сих пор задевает в сердцах что-то глубоко сокровенное.
Много, много постановок «Набукко» перевидал легендарный веронский амфитеатр, и абсолютное большинство из них были грандиозны, статичны и скучноваты. Исключением стал только фантастический спектакль Хуго Де Ана 2001 года, который быстро сошёл с афиши по причине значительных технических трудностей. Надо отдать должное Бернару: его замысел был оригинальным, хотя результат оказался не слишком удачным. Причиной этого стало несоответствие режиссёрской концепции поющемуся тексту, которое породило в головах зрителей-слушателей немалый хаос.
Историю библейских времен Бернар перенёс в середину XIX века. Его путеводной звездой был фильм Лукино Висконти «Чувство», в котором графиня Ливия Серпьери одержима преступной любовью к австрийскому офицеру. Одним из основных эпизодов фильма является спектакль в венецианском театре «Ла Фениче», когда завсегдатаи галёрки засыпают листовками присутствующих в партере австрийских офицеров. Этот волнующий эпизод был использован в постановке «Набукко» Бернара, и эффект, произведённый на публику, был не меньшим, чем в знаменитом фильме Висконти.
Фото: ENNEVI
Итак, вместо Вавилона незапамятных времён на огромном пространстве Арены возник Милан в дни восстания народа против австрийского владычества в 1848 году (тогда Ломбардия и Венето были провинциями обширной Австро-Венгерской империи). Сценограф Алессандро Камера соорудил на сцене копию миланского театра Ла Скала, подлинное чудо сценического инженерного искусства, которое сделало бы честь фестивалю в Брегенце. Эффект был совершенно поразительным. Вокруг Ла Скала был воссоздан «кусочек» Милана в знаменитые Пять дней восстания (Cinque Giornate di Milano), утопленного в крови австрийскими захватчиками. На улицах были построены баррикады, кипел народ, проезжали кареты и всадники, а на ступенях древнего амфитеатра разместились пушки, которые вполне натурально стреляли. Согласно этой логике, ассиро-вавилоняне превратились в австрийцев, а иудеи – в итальянцев. Набукко был загримирован под Франца-Йозефа, Захария представлен в виде итальянского патриота, кого-то вроде Джузеппе Мадзини, Абигайль и Фенена стали австрийскими принцессами, а Измаил – итальянским офицером. В Ла Скала играли «Набукко», и музыка молодого Верди воспламеняла сердца миланских патриотов.
Бернар вовсе не стремился к полной исторической правдоподобности (и это право я за ним признаю). В 1848 году не существовало итальянских солдат, не существовало Италии как единого государства, император Франц-Йозеф был юнцом, а институт сестёр милосердия должен был ещё появиться на свет, и т. д., и т. п. Кое-кто из коллег упрекнул Бернара в незнании истории, но я думаю, что французский режиссёр историей поинтересовался. Просто опера, и в том числе опера времён романтизма, – жанр сказочный и вполне обходится без исторически точных деталей.
Нельзя не отдать должное оригинальности идеи Бернара и высочайшему мастерству, с которым режиссёр «развёл» массовые сцены, поразившие многообразием и живостью. Зрителя действительно погрузили в атмосферу революции, героической борьбы за идеалы. И всё же идея грешила искусственностью: «притянуть» библейского «Набукко» к Пяти дням Милана 1848 года полностью не удалось.
Фото: ENNEVI
Весьма приблизительные (и едва ли вообще существующие) аналогии между иудеями, захваченными в плен царём Вавилона, и миланцами под гнётом Австро-Венгерской империи, породили абсурдные моменты в спектакле. Самым смешным из них была сцена, в которой Великий жрец поет фразу Vieni, o levita, а нас сцене появляется некое подобие карбонария, который вместо Закона держит в руках какие-то документы. Несоответствие поющегося текста тому, что происходило на сцене, было откровенно комическим! Зрители-слушатели явно испытывали замешательство, чего не избежала и автор этих строк.
Оно усилилось в третьем действии, когда модель театра Ла Скала повернулась на сто восемьдесят градусов, и мы увидели сцену, «взятую напрокат» из фильма «Чувство». В Ла Скала (у Висконти это был «Ла Фениче») играли оперу «Набукко» (у Висконти это был «Трубадур»), в зале присутствовали австрийские офицеры и австрийская принцесса (Абигайль), захватившая власть после того, как её отец (Франц-Йозеф, он же Набукко) потерял рассудок вследствие выстрела из пистолета в голову. С галёрки летели патриотические листовки и свешивались полотнища с лозунгом Viva Verdi!
В заключительном акте обретший рассудок Франц-Йозеф (он же Набукко) потерял усы и обратится в вавилонского царя. Точно такой же приём был применён к Фенене, которая из австрийской принцессы превратилась в вавилонскую. А вот Абигайль было аж две: одна (певица) пела предсмертную арию на сцене Ла Скала, а другая (артистка миманса) в пышном наряде середины XIX века при этом присутствовала, выражая отчаяние. Ощущение неудобства было полным.
Фото: ENNEVI
Крайне спорным было выступление вокального состава. Существующее мнение, что только певцы с европейского Востока способны радовать слушателя соответствующим объёмом голоса, в случае с веронским «Набукко» не подтвердилось. В двух главных партиях на Арене выступили Татьяна Мельниченко (Абигайль) и Станислав Трофимов (Захария). Их основной проблемой была именно слабость звука, который часто попросту не достигал слушателей. Думается, только человек, осведомлённый об «играх» агентов, может точно сказать, как при наличии таких крепких профессионалов, как Анна Пироцци и Сюзанна Бранкини, которым доверено исполнение партии Абигайль в августовских спектаклях, премьеру пела Мельниченко. Ей, несомненно, нельзя отказать в наличии значительного инструмента, но, к сожалению, представшего в премьерных спектаклях в не самом лучшем состоянии. Голос расшатанный, порой с визгливым оттенком, виртуозные пассажи самые приблизительные. Кроме того, фигура певицы, которую ещё более увеличивал ярко-синий, напоминающий гусарский, костюм, и преувеличенная мелодраматическая жестикуляция сделали её Абигайль смешной.
Станислав Трофимов произвёл впечатление не готового к роли Захария артиста. В центральном регистре голос звучал неплохо, но трудности в верхнем и нижнем были очевидны. Молодость певца сыграла с ним коварную шутку: в роли итальянского патриота он, размахивающий руками, подобно мальчишке, выглядел несколько нелепо.
Фото: ENNEVI
Георге Гагнидзе, которого автор лично слышала в Берлине в середине мая в партии Жерара в «Андре Шенье» и которому публика устроила почти овацию за монолог Nemico della patria, в роли вавилонского царя (он же Франц-Йозеф) ничем особым не выделился и даже выдал несколько фальшивых нот.
Фото: ENNEVI
Вперёд в веронском «Набукко» вырвались исполнители партий Измаила и Фенены, которых не в чем было упрекнуть. Вальтер Фраккаро (воистину профессионал высочайшего уровня!), как всегда, блистал звонкостью тембра, безупречностью фразировки, глубоким проникновением в смысл того, что пел. Восхищал он ещё и физической формой – будучи отнюдь не мальчиком, он почти бегом пересекал необъятную сцену. Но истинной звёздочкой нового «Набукко» оказалась Кармен Топчиу в партии Фенены, завоевавшая сердца публики красивым голосом, звучавшим тепло и проникновенно, и элегантностью и достоинством на сцене.
Все comprimario показали себя наилучшим образом: Романо Даль Дзово (Великий жрец Ваала), Паоло Антоньетти (Абдалло), Мадина Карбели (Анна).
Даниэль Орен, несомненно, самый «ареновский», самый экстравертивный, самый пассионарный дирижёр, более двух десятилетий «на ты» с оркестром Арены ди Верона, самым естественным образом чувствовал себя в романтической и грубоватой стихии «Набукко», хотя странным образом его апробированное искусство не вызвало в зале соответствующего отклика. Новый «Набукко» словно парализовал публику, которая осталась холодной даже в самых «ударных» местах оперы. Холодность публики – дело на Арене нечастое. Туристы, коих здесь большинство, часто хлопают даже за не лучшим образом исполненные арии и дуэты. Причиной холодности, думается, стало ощущение неудобства, которое вызывают колоссальный спектакль Бернара, и назначенные на премьерные спектакли исполнители главных партий.
Кто знает, какая судьба ждет нового «Набукко»? Примут ли его ближе к сердцу те, кто придут на последующие представления?
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев