Военные песни

Александр Виноградов & Владимир Дубосарский. За отвагу

Вот только давайте сразу договоримся – ни слова о сакральности. Только о музыке, об истории, о реакции – нормальной и не очень, о памяти, о параллелях, о чём угодно, что имеет отношение к вопросу. Но спокойно, невозмутимо, не вставая на котурны, когда этого никто не просит, время от времени вспоминая «Жестяной барабан» в качестве антидота. Любой из них: хотите – Гюнтера Грасса, хотите – Фолькера Шлёндорфа, на ваше усмотрение.

Собственно, моральная и эстетическая коллизия происходит на пересечении двух явлений – реальности и её имитации. Вот об этом и пойдёт речь. Без выводов, без исторических решений, даже без моральных оценок, потому что, во-первых, это не интересно, а во-вторых, сразу начнётся дискуссия. А при чём тут дискуссия, если это эссе, написанное в запертой изнутри башне из слоновой кости?

И ещё одно замечание в предисловии: когда мы говорим о каких-либо событиях, развёрнутых во времени и имеющих отношение друг к другу, то самое существенное в этом случае – не объективная дата события как таковая, а соотношение её с другими датами. А также соизмеримость с длиной человеческой жизни. Потому что для нынешнего поколения, вступающего во взрослую жизнь, Великая Отечественная война объективно-психолого-исторически находится на том же месте, что для меня битва при Шипке 1877–1878 годов. А, к примеру, роман Толстого «Война и мир» был закончен более чем через пятьдесят лет после войны 1812 года. Вы время от времени прикладывайте эту линеечку времени для наглядности, это облегчит вам жизнь.

Речь, конечно же, пойдёт о песнях – не обязательно написанных в период Великой Отечественной войны,  но имеющих отношение к ней, причём не формально, а на уровне коллективного подсознания, начиная ещё с довоенных времён и условно заканчивая «Днём Победы» Д. Тухманова, потому что всё последующее является уже чистой спекуляцией (заранее прощу прощения, если я забыл о чём-то существенном, художественно и морально осмысленном).

Итак…

Когда я был маленьким (а маленьким я был давно), мне в душу запали две песни: «Баллада о солдате» В. Соловьёва-Седого и «Бухенвальдский набат» В. Мурадели. «Хотят ли русские войны» Колмановского и Евтушенко уже тогда вызывала у меня некие смутные сомнения и внутренние терзания какой-то своей неоднозначностью. (Кстати, не только у меня, но и у Главного политуправления Советской Армии, которое сочло песню слишком пацифистской и пыталось прикрыть.) И действительно, эта песня при всей своей художественной искренности, имеет вполне очевидный налёт идеологической манипулятивности.

А песня Соловьёва-Седого тогда произвела такое впечатление (а мне было лет пять), что я старался у себя в голове прослушивать эту песню реже, чем хотелось бы, чтобы не замылить это ощущение равномерного упёртого безостановочного движения, с этой низкой второй ступенью (это вопрос технологии, о которой я тогда, естественно, не знал, но эмоционально этот приём работает безотказно), этого месилова грязи, всей этой образности, ассоциирующейся с «Быдлом» Мусоргского.

Я хотел бы обратить ваше внимание на предыдущий абзац сразу по нескольким причинам.

Во-первых, тогда с момента окончания войны прошло всего семнадцать лет (отмотайте семнадцать лет назад от сегодняшнего дня и вам станет ясна размерность событий). То есть я родился заметно позже, но аура времени и победители в этой войне в большом количестве были здесь, вокруг. И попадались на улицах ещё не старые безногие инвалиды в пиджаках с орденами и медалями, которые с грохотом перемещались по асфальту на тележках, сколоченных из досок с подшипниками в качестве колёс. И даже официоз из маленького телевизора с воспринимался с достаточной долей искренности.

А во-вторых, всё было ещё живо. Ключевое слово в этом абзаце – «замыленность», ведь когда постоянно повторяют одну и ту же мысль, пусть даже и вполне гениальную, она постепенно скукоживается, смысл усыхает и со временем от неё остаётся пересушенная шкурка, которая однажды рассыпается в шелуху.

Все эти вопросы у меня возникли потому, что сейчас все кому не лень делают концерты из песен эпохи. И проблема вовсе не в том, что это хорошо или плохо, а в мотивации. А мотивация проста – идеологический симулякр. Ну, если даже уличный музыкант на пятачке в метро, специально предназначенном для него, врубает фонограмму «Вставай, страна огромная!» для того, чтобы влиться в неё со своим саксофоном, если из динамиков на эскалаторах звучит детское подвывание псевдопионерского патриотического хора, который, со временем пройдя пубертатную фазу, имеет все шансы дорасти до Краснознамённого состояния, а метрополитен акустически начинает напоминать свой пхеньянский аналог, сам собой возникает вопрос: а где, собственно, проходит граница между живой памятью и исторической памятью, между болью и её имитацией?

Последними из живых музыкальных событий, посвящённых войне, стали песня десантного батальона «Мы за ценой не постоим» из фильма «Белорусский вокзал» Булата Окуджавы и уже упомянутый «День Победы» Давида Тухманова. Это было более сорока лет назад. А в системном смысле с начала шестидесятых и до последних дней Советской власти живое чувство постепенно подменялось муляжом. С каждым годом всё большая часть живых гвоздик становилась бумажными.

И вот опять.

Вам когда-нибудь было плохо с утра при виде пустой бутылки из-под портвейна? Пусть даже и очень хорошего? Вот то-то и оно.

Но что это я всё про себя и про себя? Ведь самые интересные результаты попадаются тогда, когда смотришь на объект исследования извне.

Ответов не дам, но вопросов задам много.

Сколько лет должно пройти после войны, чтобы созданные в её контексте песни растворились в истории?

Сколько лет после Троянской войны исполнялась боевая песня «Данайский подарок»?

Сколько лет ветераны Третьего крестового похода пели песни о благородном Саладдине?

Хотя, с другой стороны, псалом «На реках Вавилонских» жив и по сию пору. Возможно, ответ заключается в глубине травмы и в контексте? А в истории России, например, пожалуй, не было национальной травмы, соизмеримой с войной 1941–1945 года. Если только не считать Октябрьский переворот, но это пока не для всех очевидно.

Для кого несли эмоциональную нагрузку и имели живой эмоциональный смысл песни Отечественной войны 1812 года и когда эта традиция закончилась? Увертюра Чайковского не в счёт, там работают иные параметры, в том числе и исторические.

А песни Крымской войны 1854 года? Ведь наверняка были. Это же для России была не региональная война, а вполне чувствительная катастрофа, от которой страна экономически оправилась лишь двадцать лет спустя.

От русско-японской и Первой мировой остались марши – «Варяг», «Прощание славянки» (кстати, песня «Последний нонешний денёчек» оттуда, из того времени). А ведь там был огромный, практически забытый пласт солдатской песни. Известный романс Вертинского «То, что я должен сказать» («Я не знаю, зачем и кому это нужно…») относится к следующей эпохе – это песня о юнкерах, погибших во время октябрьских боёв в Москве 1917 года.

С советской военной песней несколько сложнее, потому что историческая жизнь песни – это не столько стихийный выбор народа, сколько отбор соответствующих руководящих органов. Поэтому вполне естественно, что во всех концертах начисто отсутствуют песни вроде «Принимай нас, Суоми-красавица» или «Лейтенант, не забудь» с изумительными словами «Можешь ты потерять и невесту, и мать, только помни, что Родина ждёт». Точно так же, как «Марш артиллеристов» Т. Хренникова, потому что каждый знает слова «Артиллеристы, Сталин дал приказ». Тем не менее эта песня до сих пор с удовольствием исполняется вполголоса под водочку, и здесь возникает ещё несколько вопросов по поводу причин её неформального долголетия.

Конечно же, более полное представление обо всём этом мог бы дать подход с позиций компаративистики. Как происходит историческая фильтрация военно-патриотической песни в разных странах?

С Северной Кореей понятно: там существует некоторый не очень большой набор канонических произведений, которые из года в год исполняются в рамках сложившегося ритуала.

В Германии, наоборот, часть песен эпохи Третьего рейха элементарно запрещена с соответствующими блокировками в YouTube или при необходимости с применением соответствующей статьи УК.

Насколько широко распространено в современной Финляндии исполнение песни 1940 года Njet, Molotov, сказать не могу.

Видимо, в обществах с несакрализированной историей эти процессы идут как-то иначе.

Очень хотелось бы сделать общий обзор советской песни о Великой Отечественной – ведь здесь и великая «Тёмная ночь» Н. Богословского, и откровенная халтура Ю.  Милютина «Голубой конверт» в стилистике «Не жди меня, мама, хорошего сына», и «Журавли» Я. Френкеля – великая песня, стилистически написанная на грани фола, но чудом не перешедшая её, и псевдонародная «Дорога на Берлин» Фрадкина-Долматовского. Интереснейшая социально-музыковедческая тема!

Я всех вас поздравляю с Днём Победы и в очередной раз призываю отделять мух от котлет, гениальное музыкальное произведение от гонорара за него, злаки от плевел, Каина от Авеля и т. д.

С праздником!

 

Все права защищены. Копирование запрещено