«Моисей в Египте» на Брегенцском фестивале
«Моисей в Египте» – один из шедевров «серьезного» Россини, опера 1818 года на либретто Андреа Леоне Тоттолы (вторая версия 1819) – не так часто появляется на сцене. Ожидая встречи с постановкой голландского режиссера Лотте де Беер для Брегенцского фестиваля (всего три представления на сцене Фестшпильхауса), автор этих строк невольно вспоминала последнего «Моисея», которого довелось увидеть и услышать. Речь идет, конечно, о памятном спектакле Грэма Вика, осуществленном для Rossini Opera Festival в Пезаро в 2011 году.
Постановка Вика вызвала горячие, громкие и противоречивые отклики, чуть не скандал. В дело вмешалась сама католическая церковь. Действие развивалось в подвергшейся бомбардировкам шикарной резиденции в стиле кич, весьма напоминавшей дворец какого-нибудь арабского набоба. Туда непрерывно являлся Моисей, подозрительно похожий на Бен-Ладена, с непременным автоматом, требуя прав для собственного угнетенного народа. В его представлении только его народ был прав, и только религия его народа имела право на существование. Все средства для достижения цели освобождения были хороши: от нервно-паралитического газа до бомб, от камикадзе до унижений военнопленных. Несчастного сына Фараона Озирида убивала упавшая на него огромная люстра, а финал был крайне неоднозначным: вместо Красного моря, которому следовало разверзнуться перед уходящими от египетской погони евреями, была бетонная стена, из которой вываливались два блока, открывая путь к спасению. В дыре виднелся танк с развевающимся над ним бело-голубым израильским флагом. Ребенок-камикадзе, готовый взлететь на воздух, принимал шоколадку из рук израильского солдата.
Постановка Лотте де Беер (с участием голландской театральной группы Hotel Modern) также апеллировала к современности, хотя и использовала совершенно иные приемы. Еще до начала спектакля на сцене оказывались трое одетых в рабочее платье людей. Троицу можно было интерпретировать как техников, но и как археологов или антропологов и т.д. Восседая на желтых песках пустыни, техники трудились над созданием макета спектакля «Моисей в Египте», монтировали кадры видеопроекции, изготавливали марионеток из пластмассы или резины. Музыка еще не начала звучать, а они уже манипулировали десятком экземпляров саранчи, которая очень походила на настоящую, когда ее дергали за ниточки: в «Моисее», как известно, пророк напускает на египтян этих отвратительных насекомых…
Трое техников вовсе не ограничивались созданием макета для постановки оперы и страшноватых марионеток, призванных изображать представителей угнетенных и гонимых народов, коих на Земле немало. Их крайне волновала напряженная и драматичная ситуация, сложившаяся в сегодняшнем мире, – чудовищные разрушительные войны, которые вынуждают миллионы несчастных людей спасаться бегством в надежде попытать счастья в развитых странах. И часто бегство многих из них часто заканчивается гибелью. Техники всеми силами пытались «привязать» россиниевскую оперу к реалиям и проблемам современного мира и по ходу дела превращались в режиссеров, компонующих мизансцены, обращаясь с артистами точно так же, как с марионетками.
Если у кого-то поначалу возник вопрос, зачем на сцене установлено нечто, кажущееся большим шаром, то сомнения быстро разрешились: это был экран, на который проецировались ужасные кадры полностью разрушенных городов (ассоциации с Алеппо были неизбежны) и огромных масс беженцев в виде уродливых марионеток с головами наподобие главного героя фильма «Е. Т.» и тонюсенькими ручками и ножками (сценограф и художник по костюмам – Кристиан Хетцер).
В течение первого действия техники-манипуляторы назойливо присутствовали на сцене, отвлекая внимание от подлинной драмы, от персонажей и от божественной музыки. Во втором действии степень их участия поубавилась, и, думается, не только автора этих строк посетила «крамольная» мысль: если можно было бы убрать техников, а все остальное оставить, как есть, «Моисей в Египте» на сцене Фестшпильхауса в Брегенце был бы спектаклем с интересными идями, легким дизайном и умело поставленными мизансценами.
Не говоря уже о воистину превосходном составе исполнителей, которому незачем было завидовать знаменитым певцам, часто специализирующимся на россиниевском репертуаре, которые обычно выступают на Rossini Opera Festival. И здесь также возникала неожиданная параллель: в 2011 году исполнитель партии Фараона Алекс Эспозито «перепел» и «переиграл» исполнителя партии Моисея Риккардо Дзанеллато, в году 2017 исполнитель партии Фараона Эндрю Фостер-Уильямс «перепел» и «переиграл» исполнителя партии Моисея Горана Юрича, ну, а Фостера-Уильямса в свою очередь «перепел» и «переиграл» исполнитель партии Озирида южноафриканский тенор Соннибой Дладла. Если хотите улыбнуться, то имя Sonnyboy означает «юноша», а также «сынок»… Вот такой вокальный и актерский расклад.
Дладла совершенно поразил публику своим вокалом: это уникальный россиниевский тенор, наделенный ярким тембром, привлекающий особой «солнечной» манерой и обладающий головокружительной, безупречной колоратурной техникой. Но южноафриканский тенор еще и «животное сцены», где чувствует себя крайне привольно и естественно, и его Озирид оказался очень живым персонажем.
Столь же значительной была женская часть вокального состава. Манди Фредрих в партии Амальтеи очаровала красотой и округлостью звука, тонкой отделкой речитативов, проникающей в самое сердце выразительностью. На третьем и последнем представлении Фредрих, одетая в скромное черное платье, пела партию, стоя у левой кулисы, в то время как роль мимировала за нее другая артистка. С певицей, по всей вероятности, произошел несчастный случай, помешавший ей полноценно двигаться (любопытно, что это уже третий случай в практике автора с начала года: первые два имели место в Парме и Берлине, правда, там артисты потеряли голоса).
Молодая, всего двадцати шести лет от роду, итальянская певица Кларисса Костанцо, в активе которой победы на престижных вокальных конкурсах и главные партии на сценах значительных итальянских театров, блеснула в труднейшей партии Эльчии (созданной для легендарной певицы, примадонны неаполитанского театра Сан-Карло и первой жены Россини Изабеллы Кольбран) подлинной отвагой, драматическим темпераментом и технической оснащенностью.
Итальянский тенор Маттео Маккьони в роли Аарона приятно поразил отлично сфокусированным и блестящим звучанием, и маленькие шедевры создали из своих ролей Тайлан Рейнхард (Мамбре) и Дара Савинова (Аменофи).
Во главе Wiener Symphoniker стоял Энрике Маццола, ныне занимающий должность главного дирижера Национального Оркестра Иль-де-Франс. Опытный интерпретатор опер стиля bel canto, Маццола стал одним из протагонистов брегенцского «Моисея», вел за собой музыкантов с особой чуткостью, подчеркивая красоту вокальных линий, и достиг потрясающих высот драматизма в таких сценах, как смерть Озирида и знаменитая Молитва «Dal tuo stellato soglio».
Фото Karl Foster
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев