Замысел Симфонии № 2 возник у Густава Малера еще в пору работы над Первой, а работа над нею заняла немногим менее семи лет. О связи между этими двумя произведениями композитор говорит в одном из писем. Малер пишет о своем намерении дать первой части наименование «Тризна», подразумевая под этим «похороны» героя Первой симфонии: «Почему ты жил? Почему страдал? Неужели все это – только огромная страшная шутка?». Несмотря на такой изначально пессимистический смысл, произведение ныне известно как «Симфония воскресения». Ставя столь глубокие философские вопросы, композитор, тем не менее, не дает симфонии развернутой программы – и даже в упомянутом письме останавливается на полпути, заявляя: «Что следует затем – вам ясно!»
Если Симфония № 1 задумывалась как пятичастная, а впоследствии была переработана в четырехчастную, то вторая так и осталась пятичастной, причем первая, вторая и третья части ее – чисто инструментальные, а в двух последних используется вокал: в четвертой участвует солистка (меццо-сопрано), в пятой – хор. Ведущая роль в «инструментальном разделе» отдана первой части, а вторая и третья трактовались автором как интерлюдии – соответственно воспоминание и возвращение к реальности, причем соотношение этих двух частей между собою заставляет вспомнить об общем плане Первой симфонии, где идиллия соотносится с «человеческой комедией». Четвертая часть тоже может показаться «интерлюдией», но в действительности она подготавливает финал, который подготавливает смысловой центр произведения.
Значительность первой части подчеркивается ее гигантским размером. Экспозицию ее пронизывает ритм скорбного шествия. Главная партия возникает не сразу – ее интонации постепенно «собираются» у низких струнных, затем она звучит у скрипок и постепенно подхватывается оркестром в целом. Связующая партия – нисходящая, жалобная – становится особенно эмоциональной благодаря внезапным динамическим акцентам. Этим скорбным темам противопоставляется лирическая побочная, интонационно связанная с песней Малера «Шел я нынче утром», но большой роли в эмоциональном настрое экспозиции этот «светлый островок» не играет. По мере развития тем исчезают все восходящие мелодические ходы, бессильно «поникают» все интонации. Колоссальным напряжением отличается разработка. Но если первая из ее волн приводит к уходу в некий идиллический мир, то кульминация второй волны производит впечатление катастрофы. В разработку вплетаются хоральные мотивы. В сжатой репризе вновь возникают партии экспозиции, кода же производит впечатление процессии, удаляющейся куда-то во мрак.
Часть медленная, которую Малер определил как интерлюдию-воспоминание, стоит особняком в симфонии, тематически не связанная с иными частями. Сопоставляемая с предшествующей трагической первой частью она кажется особенно спокойной и даже уютной. Присутствует в ней и напевность, и танцевальность, и даже оттенок мягкого юмора (например, неожиданные ритмические фигуры при переходе к репризе).
Часть третья – скерцо, знаменующее собою возвращение из мира идиллических воспоминаний к суровой действительности. Ее музыкальный материал перекликается с песней Малера «Проповедь Антония Падуанского рыбам». В этом персонаже композитору виделся символ тщетности попыток человека искусства достучаться до общества, глухого ко всему прекрасному и возвышенному. То одни, то другие инструменты выделяются в беспрерывном движении мелких длительностей, кажущемся бесцельным.
Четвертой части присуще состояние глубокого, сосредоточенного раздумья. Здесь – первый раз в произведении – появляется вокал. Вступление солистки подготавливает мелодия хорального склада, сурово излагаемая медными духовыми. Партия солистки положена на текст старинной немецкой песни (из сборника «Чудесный рог мальчика»), воплощающей религиозную идею. Голос сопровождается легкой инструментальной фактурой – струнные, иногда – две трубы и гобой.
Пятая часть начинается с громоподобного tutti, за которым следуют тихие переклички и фанфарная мелодия, проводимая валторной, которую Малер охарактеризовал как «глас вопиющего в пустыне». Дальнейшее чередование тем напоминает фреску со множеством фигур, вызывая ассоциацию с картинами Страшного Суда (это подчеркивается и интонациями, родственными Dies irae). Этот мучительный поиск ответа на вечный вопрос разрешается вступлением хора. Текст для этого ликующего гимна Малер искал долго, пока не услышал на похоронах Ганса фон Бюлова хорал на слова поэта XVII в. Фридриха Клопштока, где повествовалось о грядущем воскресении. Этим величественным хором и завершается симфония.
К премьере, состоявшейся в декабре 1895 г., Малер готовился очень тщательно – раздобыл подходящие по тембру колокола, а о репетиционной работе говорил так: «Я должен вымуштровать воинства небесные». К сожалению, публика холодно приняла произведение, и лишь немногие критики позитивно отзывались о нем. Потребовалось время, чтобы симфония была оценена по достоинству.
Музыкальные Сезоны
Пока нет комментариев