Малер с оттенком Дунаевского

Теодор Курентзис заставил гламурную Москву слушать одну из грандиознейших симфоний мира

Об артистических пиршествах Дягилевского фестиваля в Перми вся прочая страна может только с завистью читать рассказы очевидцев и иногда видеть отдельные события через интернет. Теперь же москвичам преподнесли роскошное угощение – исполнение 6-й симфонии Густава Малера знаменитым оркестром musicAeterna Пермского театра оперы и балета под управлением его художественного руководителя Теодора Курентзиса. В качестве своеобразного послесловия к завершившемуся на днях празднику искусств в самой Перми…

Исполнение 6-й симфонии Густава Малера. Фото Сергея Бирюкова

Курентзис – один из харизматичнейших наших дирижеров (Гергиев? Владимир Юровский? Больше, пожалуй, сравнить не с кем, при всем уважении к прочим, в высокой степени чтимым маэстро). Хотя фортуна капризна: например, показанный пять месяцев назад великолепный с музыкальной точки зрения «Дон Жуан» Пермской оперы прошел в Москве незаслуженно тихо и не получил ни одной из серьезных наград «Золотой маски», которых, безусловно, был достоин.

Но, может, дело в том, что на «Маске» и без пермяков хватало ярких участников. А вот сейчас, на финише сезона – явный дефицит впечатляющих оркестровых событий. К тому же за организацию теперешних московских гастролей взялось агентство Volkov Pro, мало известное любителям классической музыки – а тем временем в его активе весьма пестрый набор событий: концерты Александра Градского, выставка Босха на Ленфильме и даже сольник ВИА Гры в Крокусе. Бойкие неофиты установили неплохие цены (в солидных билетных агентствах они взлетали до 25 тысяч рублей). В результате в Большой зал консерватории повалил народ, который там видят довольно редко. Еще за полчаса до концерта к консерватории начала съезжаться на всяких гелендвагенах гламурная тусовка, словно это не БЗК, а какой-нибудь клуб «Сохо». С трудом пройдя сквозь толпу красавиц в платьях с многометровыми шлейфами, автор этих строк в узких дверях партера отскочил, как мячик, от накачанной груди некоего мачо в футболке с надписью «АукцЫон. Бодун»…

Впрочем, дирекция Большого зала, вопреки обыкновению, пошла навстречу меломанам с не очень толстым кошельком и позволила наиболее страждущим стоять вдоль стен партера, чего мне не приходилось здесь видеть едва ли не со своих студенческих времен.

Но довольно о входящих и привходящих, пора перейти к музыке.

6-я Малера – грандиозное полотно, звучащее в России совсем нечасто. Достаточно напомнить, что для своего явления в Москве в 1997 году после длительного перерыва дирижер-эмигрант Рудольф Баршай выбрал именно эту партитуру как символ предельного симфонического масштаба и драматизма.

В каком-то смысле в подходе Курентзиса и Баршая к 6-й должно было быть нечто общее. И тот и другой маэстро много работали с камерной музыкой. И тому и другому было легко расслышать многочисленные детали малеровской партитуры, но непросто (хотя кому это просто?) соединить их в длящееся почти полтора часа целое.

У Курентзиса в этой паре даже, пожалуй, преимущество: он работает со своим, а не «одолженным» коллективом (тогда Рудольф Борисович выступал с БСО). Более того, этот коллектив им и воспитан. И художественный опыт пермского мастера, возможно, шире по диапазону – достаточно вспомнить такое многосоставное, многостильное произведение, как опера «Королева индейцев», привезенное пермяками полтора года назад, чтобы поверить в универсальные возможности маэстро.

А Малер задает своим интерпретаторам ой какую зубодробильную задачу. Не зря самого композитора обвиняли в эклектичности. Его музыка действительно возникла на каком-то особенно бурном перекрестке европейской культуры, куда стянулись влияния и Шуберта, и Брукнера, и даже Чайковского. Не случайно в свою очередь уже под его влияние затем попадали такие непохожие художники, как Шенберг, Шостакович, вплоть до Дунаевского. С этого места прошу не кидать в меня ботинки, но ей-богу, если бы создатель увертюры к «Детям капитана Гранта» не был заряжен таким непобедимым запасом жизненного оптимизма, он бы писал симфонические драмы совершенно малеровского толка.

А сколько неожиданно скрябинского может расслышать в Малере внимательное ухо – например, в отчаянно-экстатичной побочной теме первой части! И даже «рахманиновские» секвенции в третьей. И даже блоковско-свиридовскую «Богоматерь в городе» — ведь это, в смягченном виде, тот же обреченный шаг, что в главной теме первой части. А с другой стороны, это же сущая попса, чуть переритмуй – и получится сентиментальная песенка «Аист, милый аист, мы наконец тебя дождались» Аркадия Островского…

В этих порой сниженных ассоциациях – не грех Малера, а его сила: он расслышал предстоящий век в его взлетах и трюизмах. А Курентзис – человек и наш и не наш, грек, отдавший себя России, но и о мировой карьере не забывающий – доносит эти ассоциации со всей увлеченностью. Но и с долей иронии, без которой, по-моему, невозможно относиться к всеядности венского мастера, к тому, насколько «не счесть алмазов в каменных пещерах» его воображения (есть в третьей части и эта римско-корсаковская ассоциация).

Трагикомизм – один из неожиданных, но явных для меня «обертонов», прозвучавших в интерпретации Курентзиса. Даже чисто зрелищно трудно воспринимать на полном серьезе кульминационные удары гигантского молота в финале – этот занесенный, кажется, прямо над дирижером циклопический деревянный инструмент производит прежде всего не звуковой, а визуальный и, скорее всего, пародийный эффект. Отсюда один шаг до карикатуры на Малера, высмеивающей его страсть к нетрадиционным источникам звука и уместно воспроизведенной в буклете концерта: «Боже, я забыл про автомобильный клаксон. Теперь придется писать еще одну симфонию».

Интерпретация Малера Курентзисом была страстна до гротеска. Фото Сергея Бирюкова.

Но все эти детали и обертоны рассыпались бы в пестрый калейдоскоп, если бы дирижеру не хватило темперамента и энергии объединить их в крупные динамические и темповые волны. Не согласен с теми моими коллегами, которые сочли игру Курентзиса слишком рваной и неврастеничной. В ней, по-моему, было не больше разрывов сознания, чем у самого Малера, которого рвали на части, но все же не разорвали Шуберт с Островским и Скрябин с Шостаковичем.

Наконец нельзя не сказать о высоком качестве самого оркестрового звука. Какой хор деревянных духовых в подходе к побочной партии первой части! Он по-органному однороден, как сливочное масло высшего качества. А какие духовые соло! А струнная экспрессия той же побочной! А пространственные эффекты с челестой, хоралом валторн и тремоло скрипок!

Но, как пишут в рекламе, это еще не все. После полутора часов сумасшедших рывков к свету и мучительных скатываний в темноту, казалось бы, можно было расслабиться, допить свою бутылку воды (которую Курентзис так красиво почал, перед финалом присев на подиум, чтобы перевести дух) и увести оркестр за сцену. Не тут-то было: нам жахнули бис, да какой: танец семи покрывал из «Саломеи» Рихарда Штрауса. Попадание и по стилю, и по смыслу – точнее не бывает. Вот оно адресно – то зло, что соблазняет человека и губит его лучшие порывы.

Обрадую не попавших на замечательный концерт: на следующий же день после него Курентзис с оркестром замкнулись на студии, чтобы записать 6-ю симфонию на пластинку.

А одно из центральных событий закрывшегося Дягилевского фестиваля, спектакль «Травиата» в постановке знаменитого режиссера Роберта Уилсона и под управлением Курентзиса, с 16 августа пойдет в виде фильма в российских кинотеатрах.