фото Коля Круссер
В Михайловском театре 25 мая состоялась премьера балета «Люблю тебя, Петра творенье…», сюжетом которого стала поэма Александра Пушкина «Медный всадник».
На балетной сцене в обычае «эпидемии»: то все труппы разом возьмутся за новую «Золушку», то примутся за «Ромео и Джульетту» или «Весну священную». Но чтобы таким балетом стал «Медный всадник»?.. Подобного поворота петербургского репертуара никто не ожидал. Тем не менее именно так и случилось – с разрывом в пару месяцев появились «Медный всадник» в Мариинке и «Люблю тебя, Петра творенье…» в Михайловском.
Если в Мариинском театре сделана попытка возрождения масштабного балета «Медный всадник» Рейнгольда Глиэра, увидевшего свет рампы в далеком 1949 году (на афише значится: «Хореография Ростислава Захарова и Юрия Смекалова, постановка Смекалова»), то в Михайловском – мировая премьера, которую доверили американскому хореографу Лару Любовичу.
Любович у нас неизвестен, хотя ему 73 года, он имеет свою труппу, кроме нее, ставил в Американском балетном театре, на телевидении, в мюзикле на Бродвее, в балете на льду и для спортсменов-фигуристов.
Свой стиль Любович называет «фьюжн, смешение классического и современного языков танца» (см. буклет к премьере). Под такое определение нынче подходит всё, что происходит на сегодняшней сцене. У Любовича «фьюжн» был незатейливым и открытием не стал. Уникальные возможности петербургской труппы оказались не задействованы.
Хореограф отказался от специально написанной для балета музыки Рейнгольда Глиэра, но не от композитора. Любович взял его Третью симфонию «Илья Муромец», и это выдающееся музыкальное произведение было вдохновенно исполнено оркестром (дирижер Михаил Татарников).
В спектакле Пушкин (Марио Лабрадор) – действительно «наше всё»: от гардеробщика (одевает героя) до пиита, энергично размахивающего гусиным пером. Происходящее на сцене создается его фантазией. Прием не новый, у Леонида Якобсона в балете «Клоп» так же действовал Владимир Маяковский. Художественный результат, правда, разный. Маяковский, расправляясь со своими «нехорошими» героями, смотрится вершителем справедливой кары. А когда Пушкин сводит с ума беднягу Евгения и лично участвует в утоплении Параши, становится не по себе. Понятно, что это придуманный поэтом сюжет, но у балета свои законы. Искусство визуальное, лишенное слова, оно напрямую действует на эмоциональное восприятие, а потому Александр Сергеевич оборачивается в нашем сознании убивцем.
фото Коля Круссер
Доминантной составляющей зрелища стала работа художника-постановщика Георгия Цыпина, применившего современные трехмерные проекции. В начале спектакля они немного цветные – огромное пузо коня под царем словно жарится на углях, его оттеняет огненный свет (зримое воплощение пушкинской строки: «А в сем коне какой огонь!»). В финале – Медный всадник становится золотым (к чему Пушкин не причастен). Между этими картинками изображение черно-белое. По заднику проплывают, а затем тонут знаковые достопримечательности города – Зимний дворец, Исаакиевский собор, Ростральные колонны, Петропавловка. Особенно эффектно сделано наводнение, где виртуальные волны «заливают» сцену. Удачно найденная пластика «утопленников» создает впечатление, что действие происходит в толщах воды.
Любович не ставил целью пересказать сюжет «Медного всадника», и претензий здесь нет. Но к месту, должно быть, ориентироваться на героя балета, то есть Пушкина, считавшего, что художника нужно судить по его же законам. Какие же законы определяет для себя хореограф? Из его высказываний в буклете к премьере концепция невнятна: «Это балет о Пушкине-художнике. Пушкин пишет «Медного всадника» – и строки его поэмы оживают прямо на сцене. Он думает о Евгении – и возникает его герой. Волей Пушкина появляется Параша…» Но в чем ценность такого «оживляжа»? И, вероятно, чтобы добавить весомости замыслу, Любович добавляет: «С другой стороны, это балет о человеке в самом широком смысле слова. О том, как маленький человек сталкивается с чем-то очень большим. <…> Мы все – маленькие человечки, а вокруг нас большой и сложный мир. Так что, в конечном итоге, это балет о всех нас». Помилуйте, но такие общие слова можно отнести к чему угодно, получив «в конечном итоге» вывод, что все балеты в мире – «о всех нас».
Но не будем придираться. Примем на веру слова хореографа о «маленьких людях». Почему эта малость помешала дать запоминающуюся танцевальную характеристику Евгению? Исполнитель партии Леонид Сарафанов – танцовщик высокого уровня, способный воплотить самые смелые замыслы. Однако, кроме актерски точного превращения в слепого (?) безумца, задач перед ним не ставилось. Еще удивительнее постановщик обошелся с Парашей (Алина Кулигина). Образ девушки в поэме не прописан. В балете она тоже при жизни не имеет индивидуальной характеристики, но совсем необъяснимая метаморфоза случается с ней после смерти. Можно было ожидать увидеть ее в виде русалки или натуралистичной утопленницы. Но почему она появляется как злобный призрак-убийца из американских фильмов-ужастиков? Параша-зомби с устрашающим гримом, вытянутыми вперед в поисках жертвы корявыми руками смотрится прямой цитатой голливудской продукции из фильмов серии «Очень страшное кино», которые и сами-то являются пародией. И здесь пародия опознается, но смысл ее неясен: напугать зрителей такая Параша не может, Евгений и без того уже с ума сошел, а вызванный в зрительном зале смех тут показался неуместным.
фото Коля Крессер
Из подобного же ряда получился эпизод с распадающимся памятником Петру, куски которого превращаются в воронов. «Настоящая» стая кружится на экране задника сцены, а по планшету носится кордебалет птиц. Черные фигуры, имеющие по одному крылу, смахивают на Ротбарта из «Лебединого озера» в редакции Константина Сергеева. Правда, там крыло, оторванное Зигфридом, привело к гибели злого волшебника. У Любовича однокрылые, напротив, полны сил и умирать не собираются. А их количество ассоциируется со знаменитыми «питомцами гнезда Петрова» – этакие «питомцы гнезда Ротбартова». Приятно, что американский хореограф знает нашу историю и балетные редакции и может тонко играть на ассоциациях петербургских зрителей.
Одно ноу-хау можно признать бесспорно. На Западе бытует явление «живых статуй». Говорят, они родились в Барселоне на знаменитом бульваре Ла Рамбла, а теперь их можно видеть по всех европейских столицах. Причиной стал запрет на сбор нищими милостыни, а бросать монетки лицедеям не возбранялось. Постепенно уличные артисты с помощью грима и костюма достигли невероятного сходства с историческими памятниками. Создатели балета взяли идею этого народного творчества. Стараниями профессиональных мастеров (художник по костюмам Энн Хоулд-Уорд, по свету – Клифтон Тейлор) и благодаря современным технологиям, позволяющим воспроизвести фактуру статуи, персонаж Медный всадник (Артем Марков) кажется натурально бронзовой фигурой Петра Первого, сошедшего с коня. Вероятно, вокруг настоящего Медного всадника на Сенатской площади скоро появятся его живые клоны, тем самым приобщая Петербург к достижениям зарубежного перформанса.
Завершение спектакля напоминает финал, придуманный Юрием Смекаловым на Мариинской сцене: герои превращаются в неких символических призраков. В поэме этого нет, не сложилось и в действительности. Пушкинские персонажи стали частью городской истории наравне с реальными людьми – петербуржцы покажут льва, на котором сидел Евгений, спасаясь от невских волн, место, где стоял домик Параши, но в мифологию города они не вошли.
В Михайловском театре выбрали странное название. Трудно представить, что артист в силах сказать: «Я танцую в «Люблю тебя, Петра творенье…»» Естественно, в человеческом обиходе балет будут называть «Всадником». Кроме того, сужая историю Евгения и Параши, театр позиционирует новинку как масштабное полотно по пушкинским строкам. После премьеры многие зрители перечитали поэму (за что создателям балета отдельное спасибо). Несмотря на описание несущего ужас разгула стихии и трагический конец героев, атмосфера произведения поэта далека от беспросветного мрака, царящего в балете. Строки Пушкина звучат гимном великому городу, городу, которым гордился поэт. Воспетый Пушкиным Петербург невозможно не любить, а представленный в Михайловском театре Петербург полюбить невозможно…
Фото предоставлено пресс-службой
Михайловского театра
Все права защищены. Копирование запрещено.
Пока нет комментариев