О том, как связаны фестиваль итальянских фильмов о еде, новый итальянский фильм о сиамских близнецах и Марко Феррери – самый гениальный из всех скандалистов, чьи фильмы, проходя через года, до сих пор вызывают у пуритан изжогу, доходящую до генетических отклонений, читайте в нашем тексте, посвященном итальянскому кинематографу в ноябрьской Москве
12 ноября в кинотеатре «Каро Октябрь» закончился фестиваль нового итальянского кино REEF. В качестве фильма-закрытия были продемонстрированы «Неделимые», драматическая история пытающихся разделиться сиамских близняшек, о которой речь пойдет чуть ниже. Сначала – о самом приятном. Уже меньше чем через две недели итальянское кино вновь вернется на московские экраны.
Вторым за месяц итальянским фестивалем станет цикл показов «Кино на блюде», приуроченный ко второй неделе итальянской кухни в Москве. Фильмы будут демонстрироваться в кинотеатре «Каро Арбат» с 24 по 28 ноября. Как нетрудно догадаться, концептуальным мотивом, объединяющим все фильмы, станет чудесная итальянская пища.
Откроет фестиваль фильм «Рождественский ужин». Он расскажет о том, как жители одного маленького городка, собравшись за одним столом, неожиданно для самих себя вывели новые траектории своего скромного быта.
На следующий день все желающие смогут посетить «Уроки шоколада». Эта веселая комедия об очень сладкой жизни расскажет о незадачливом рабочем, который под чужим именем вынужден изучать искусство шоколатье.
«Все женщины моей жизни» поведают нам о гениальном шеф-поваре Давиде, который очень боялся брать на себя ответственность. Трагическое происшествие погружает его в город женщин, где он вновь встречает тех, кто произвел на него неизгладимое впечатление. Возможно, теперь для него многое изменится…
Фильм «Праздничный обед жарким летом» вернет зрителям веселость, рассказав о великовозрастном шалопае Джованни, который коротает дни и вечера, предаваясь всем удовольствиям жизни, что доступны человеку, живущему с мамой. Но вот однажды, чтобы расплатиться с долгами, ему приходится стать сиделкой для одной очень непоседливой пожилой дамы…
И наконец, трагикомедия «Обжираловка», интересная сразу в двух аспектах. Во-первых, сама по себе, как история троих недовольных провинциалов, которые бегут в Рим, мечтая о карьере режиссеров. А во-вторых, тем, что своим названием и отдельными мотивами отсылает к классической ленте, которая, хотя и посвящена культу еды, была по ряду причин забыта организаторами фестиваля «Кино на блюде»…
Речь, конечно же, о легендарном фильме enfant terrible всего итальянского кинематографа Марко Феррери «Большая жратва» 1973 года выпуска. Именно этот фильм мы рекомендуем тем из читателей, для кого появление аппетита не является кульминацией культурного шока.
В главных ролях в «Большой жратве» были заняты звезды того времени – Марчелло Мастроянни, Мишель Пикколи, Филипп Нуаре и Уго Тоньяцци. Их герои – это четверо весьма благовоспитанных буржуа. На выходные они собираются в загородный особняк, чтобы, как сначала кажется, просто хорошо отдохнуть от жен в мужской компании, выпить вина, съесть по стейку… Но вот во двор один за другим начинают прибывать вагончики, груженные свиными тушами, за ними следуют кондитерские изделия, выполненные в виде памятников архитектуры и еще килограммы различной снеди. Неужели это все на четверых?! Но вот наши герои заручаются поддержкой проституток… и начинают есть. Они прерываются, чтобы заняться сексом, а потом немного поспать. И снова – есть, есть, есть, до полного изнеможения. Первыми не выдерживают проститутки, и тогда их сменяет случайно встреченная нашими героями учительница.
Очень быстро, когда из-за стола с рвотными пакетиками выбежали бы уже последние раблезианцы, зритель понимает, что это не просто пир на весь мир. Это даже не оргия в старо-римском стиле (хотя и это тоже), а некий спиритуально-физиологический акт тотального взаимоуничтожения потребителя и потребляемого.
Символический подтекст «Большой жратвы» обычно сводят именно к подобным мрачным трактовкам, включающим в себя даже образ «четырех всадников апокалипсиса». В самозабвении, с которым четверо мужчин пытаются объесться до смерти, и правда есть что-то фатальное. Феррери действительно считает, что цивилизация зашла в тупик. Его программный посыл говорит в символах о крахе мужского начала и возврате культуры и психологии человека к формам выражения, адекватным зачаточной стадии первобытного общества. И «Большая жратва» стала наиболее масштабным полотном, воплощающим эту аллегорию буквально и символически в один и тот же момент.
С одной стороны, трудно подыскать кино столь же кинестетически суггестивное. Но «Большая жратва» – это также и запредельное пиршество фантазии, с которой у Феррери и так всегда все было в порядке. Тупик цивилизации становится для действия «Жратвы» отправной точкой. Сюжет же воплощает как бы мучительные и бесплодные усилия его преодолеть. Движение в отсутствии пространства возможно только силой воображения. А в трении поверхностей уничтожается содержимое: в равной степени, органы героев и памятники итальянского искусства, к которым многократно будет отсылать фильм.
Феррери показывает физиологический мир духа, предел материализации. Секс смешивается с едой, еда с людьми. Люди же – это всего лишь мягкие машины, для которых нет ничего дискомфортнее, чем врожденная тенденция к самосознанию.
Феррери – режиссер, чья фантазия сначала создавала образы, а потом, будь это даже мертвый левиафан из «Семени человеческого», заставляла их шевелиться, буквально жить. Образы «Большой жратвы» масштабны до барочной пышности. Но изнутри их пожирает бешеная агония организма-паразита, вдруг переросшего своего носителя. Оба обречены. Это борьба за выживание, ведущаяся у воронки черной дыры существования, глубинная суть которой – всеуничтожающий апофеоз бессмыслицы.
Уникальный талант Феррери позволил ему создать кадавра и наделить его коллективной памятью о величии человеческого духа. Именно благодаря ей человек может пасть так низко, как притчевые герои «Большой жратвы». И именно поэтому «Большая жратва» – это великий фильм об обратной перспективе величия.
Эпизоды фильма можно разбирать бесконечно и, нисколько не оскорбляя их достоинства, представлять его как одну глобальной аллегорию. Это очередная игра мастера по собственным правилам, изощренность которых многократно достигает пределов в порывах авторского вымысла. Но это не его пределы, а наши, зрительские, возникающие в процессе попытки понимания произведения искусства. Из этих самых тупиков состоит социальная и культурная структура современности, проглоченной (или проглотившей?) персонажами «Жратвы».
Феррери не был бы большим художником, сведи он свое кино к сплошной физиологической фантасмагории в духе того же Рабле. Даже теория карнавала для интерпретации «Жратвы» не подойдет. Для стройной концепции в этой вывернутой наизнанку чертову дюжину раз сказке для сумасшедших нет места. Ее просто надо видеть – и тогда забыть это будет уже невозможно.
Живым тому доказательством является тот самый фильм «Неделимые», венчавший программу недавно завершившегося фестиваля современного итальянского кино. Сюжет его живописует итальянский юг, как две капли грязной воды похожий на американскую Луизиану. А если внимательно приглядеться – и на российскую периферию. Фильм вообще до странной степени подобия смахивает на недавний опус Звягинцева, с той только большой разницей, что вместо новой религии (интернета) у героев все еще на месте ортодоксальная. Потому и дьявол в «Неделимых» присутствует не проекцией из закадрового пространства новостных репортажей, а, по старинке, собственной персоной. И зовут его… Марко Феррери.
Дьяволом-искусителем он, впрочем, становится лишь для главных героинь – сиамских близняшек Виоллы и Дейзи. Девушкам 18 лет, и они живут, будто в средневековом бродячем цирке. Отец пишет для них балаганные (попсовые) песенки, которые они исполняют на различных, как правило, религиозных праздниках, пока люди пытаются «на удачу» потрогать соединяющую их ткань.
Такое вот рутинное существование прерывают две встречи. Сначала с Марко Феррери, сутенером и извращенцем (как мы узнаем после), а также со швейцарским хирургом, обещающим разделить девушек, если они смогут добраться до его, швейцарской же, операционной.
Только вот незадача: одна из девушек влюбилась в Феррери, и хочет разделиться, второй же нравится все как есть. Тут отец признается, что проиграл все их гонорары в казино. Мама наблюдает за последующим скандалом, мирно попыхивая косяком…
«Неделимых» по синопсису можно принять за стереотипный жизнеутверждающий фильм о толерантности и праве каждого на счастье. Однако он начинается заплывом камеры из волн моря в дом, где одна из сестер мастурбирует, а второй это снится. Проснувшись, та тут же начинает молиться об искуплении… Так что, исходя из буквального содержания, «Неделимых» уже хочется назвать вечно солнечной чернухой по-итальянски, с бескрайними морскими горизонтами и жалкими лачугами, населенными религиозными фанатиками, неграми и мелкими мошенниками.
Однако почему все-таки Звягинцев? Да потому, что на самом деле это действительно еще одна история мира, через который вглубь мизансцены медленно проплывает камера, чертя в пространстве один психоделический коридор за другим. Нарочитая медитативность съемки по замыслу режиссера способствует тому, чтобы сюжет фильма сменил вектор. Девочки сбегают из дома, и первым делом отправляются к священнику просить двадцать тысяч евро, затем в местные священные пещеры за советом свыше. От первого они получают рекомендацию остаться в шоу-бизнесе, из второй извлекают фигурку Иисуса.
Близняшки ничего не знают о мире, и их побег действительно превращается из поисков Швейцарии в поиски себя. И, конечно же, кто может толкнуть их в правильном направлении, как не его величество Мефистофель.
Имя «Марко Феррери» столь настойчиво повторяется в устах героинь, а самому Марко уделяется столь важное место в сюжете, что можно даже не заметить намеков на Феллини и Антониони в манере съемки. А ведь тут вам и «Красные пустыни» мимолетным миражом, и «Сатирикон» отдаленными силуэтами.
Но все это действительно не столь важно. Важен Феррери и его роль в картине, которую при желании легко можно свести чуть ли не к фабуле религиозной притчи. Итак, режиссер «Неделимых» отводит ему место дьявола – порочного, эффектного, безразличного ко всему человеческому. И поэтому, в отличие от местного священника, лишенный порока мелочности, Марко Феррери мог помочь девочкам, мог их погубить. Если задуматься, он не делает ни того, ни другого. Встреча с ним – эпизод эсхатологический, но не религиозный, окончательно дезориентирует как зрителя, так и героев. Человек может нуждаться лишь в символическом образе спасителя, но ему нужен полномасштабный образ Демиурга. Потому эта встреча, очищающая восприятие, необходима. Так же, как необходимы человеку настоящий, а не имитированный культурный шок, пища для духа и ума, а не только для желудка. Так же, как был и продолжает быть необходим кинематографу Марко Феррери.
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев